счастье человеческое.
случись это, мы ещё долго не двигались, и в этот безумный момент в окно несколько раз постучал клюв птицы. белого венчального голубя, наверняка. всё показалось таким кинематографичным, и в моменте, и в целом. когда он улетел, она выпустила меня, а я вышел из неё, чтобы позже стать ещё ближе.
пока в комнату вернулась ласковая тишина, я сажусь за цифровое пианино. я очень чуток, я нахожу внутри себя то, что мне очень хочется воспроизвести, предложенного ей эрика сати, колыбельную или что-то другое.
– вер, я хотел бы назвать ребёнка твоим именем.
я даже не осознал реминисценции. ещё не светало, и я принялся играть импровизацию пуленка, оммаж эдит пиаф.
я проснулся, когда она спала, прошлой ночью проснувшись засветло.
кашемировое дерево
– на самом южном острове италии под названием сицилия жила помесь…
– мне уже не нравится, как это звучит, папа.
– хорошо. представь, склон чернющего вулкана. о черни наверху ты догадываешься лишь по фотографиям из интернета. и вот, в маленьком городишке на склоне вулкана этна со своим микроклиматом и устоями…
– пап, не нагромождай. будь малословен.
– хорошо, хорошо. ладно. в этом городишке c названием виагранде, где жил один в своем доме метис золотистого ретривера и дворняжки, называвший себя двортривер…
– ретриняжка.
– и на много километров вокруг совершенно не осталось людей. они просто исчезли, и собаки жили сами по себе. кто-то из них так и остался под влиянием своего человека, прошлого хозяина, но за время отсутствия мальчиков и девочек среди собак успели появиться исключения. вот и эта ретриняжка, о которой я хочу тебе рассказать, неожиданно даже для самой себя одним утром встала на две ноги вместо четырёх и больше не падала. причем, будучи ещё щенком. какие ты породы ещё придумать можешь?
– а можно декоративные?
– нет, декором, пожалуйста, не занимайся. пусть будет посложнее, придумай сама.
– хаскиняжка. сиба шарпей. – по выражению её лица можно было явно решить, что ребёнок завидует, что кто-то выдумал породу смешнее. мой ребёнок.
– двортерьеры. голдендудли.
– голдендудль же вроде существует?
– нет, папа. я его только что придумала.
– окей. и вот, некоторые из этих собак, которые каким-то чудом стали очень сознательными, умными, как мы, начали каждая заниматься своим искусством. дочка, как ты думаешь, другие собаки, которые не очнулись пока, понимали, что и как на это реагировать?
– не знаю. каким искусством?
– слушай. по волшебному стечению обстоятельств, собаки, которые вдруг поняли, как жить свою жизнь, все до одной жили на вулкане. абсолютно каждая. несмотря на то, что вулкан – это, как тебе известно, явление весьма беспощадное, вот на этом, на этне, росли красивые красные апельсины, спел самый вкусный виноград для самого… мм, сбалансированного вина в мире, а ещё миндаль, твои фисташки, черешня, абрикосы, инжир. ты должна наконец попробовать артишоки и вкусный кактус, ты мне пообещала.
– настанет и наше время. – как же она очень быстро учится слову.
– тогда назовем этих хвостиков осознанными хвостиками. к каждому осознанному хвостику в момент, собственно, осознанности, пришло призвание. искусство, в голове засветил фонарик.
– ну пап.
– засветил фонарик. кто-то из собак на вулкане стал рисовать этот вулкан, кто-то начал делать посуду керамическую, иногда они собирались на опустевшей вилле и делали это вместе. получалась очень красивая расписная чашка. чтобы ты понимала, кто-то из осознавших даже занимался обжаркой кофе. светлой, хотя вся италия варит на тёмной. я не знаю, как, но поговаривали, что одна собачка даже освоила фортепиано своего хозяина. играя, она ждала его возвращения.