– Студентка, спортсменка, чертовка, офисный работник, – выталкиваю тихо и задушенно, но якобы с юмором. Заставляя себя выдерживать зрительный контакт, растягиваю губы в улыбке. – Могу быть очень разной.

– Я заметил, – глухо выдыхает Давид и демонстративно оценивает меня. Сверху вниз проходится – крайне медленно. У меня на коже проступают мурашки. Но, увы, это всего лишь озноб. Его интерес перестал тешить мое самолюбие, едва мы столкнулись на танцполе. – Контрасты, конечно… Лишаешь дара речи, Юния. Честно, я таких, как ты, за свои двадцать семь еще не встречал. Когда видел тебя днем, ты казалась нереальной, как звезда высшей касты, которой суждено стать классикой. Не просто красивая, хотя и это тоже. Лучше вообразить невозможно. Но, помимо того, есть в тебе какая-то загадка. Ты притягиваешь взгляды, а сама не замечаешь никого. Lady in red, – замечает с акцентом, в котором не столько английский звучит, столько какой-то раздражающий пафос. Приподнимаю бровь, рассчитывая, что за маской моего скепсиса не видно. Но Давид, очевидно, улавливает. Со смешком поясняет: – Когда увидел тебя впервые, ты была в красном.

– Иногда я люблю красный, – выдыхаю, вкладывая в эту фразу больше, чем он способен понять.

– И тебе он очень идет.

– Спасибо.

– Но сейчас ты… – замолкая, прикусывает нижнюю губу. – Правда, нет слов. Ты ослепляешь. Лишаешь возможности думать. Воспаляешь восприятие. Усиливаешь чувственность. Ставишь на инстинкты. Я один на один с ними, – последнее Давид шепчет мне на ухо. Я прекращаю дышать. Со стороны может показаться, что он меня волнует. В действительности же я борюсь с новым приступом тошноты, который настолько сильный, что возникает головокружение. – Хочу тебя. Хочу, чтобы ты была моей.

Сказать, что я к такому не готова – ничего не сказать. Я ошарашена. Не знаю, как реагировать. И заметив, что к нашему столику кто-то подошел, изначально даже рада. Пока не вижу, кому принадлежит опустившаяся Давиду на плечо рука.

Избегая взгляда Нечаева, с трудом сдерживаю волнение.

– Ян, дружище, – явно радуется сидящий рядом со мной мужчина, чем незамедлительно вызывает у меня злость.

Может хоть кто-нибудь его не знать?!

Мои эмоции вырываются из-под контроля и тут же сталкиваются с холодной темнотой Нечаева. Он снова выглядит равнодушным и мрачным. Но вместе с тем… Мелькает в тьме его глаз нечто такое, что, как случалось в юности, вызывает у меня резкое беспокойство, будто Ян готов к драке.

«Быть этого, конечно же, не может. Просто не может», – убеждаю себя я, задыхаясь.

Не с этим безгранично уравновешенным, чрезвычайно правильным, удушающе скучным и бесяче стойким Яном Романовичем.

– Архипов, – протягивает Нечаев, жестко перебивая Давида в тот самый момент, когда он уже поворачивается, чтобы представить своему «дружищу» меня. – На пару минут, – звучит над нами сухо и вместе с тем слишком резко, чтобы это можно было принять за просьбу.

– Конечно, – соглашается мужчина достаточно легко. – Сейчас вернусь, малыш, – обращаясь ко мне извиняющимся тоном, подмигивает.

Но я вижу все это смазанно. Боковым зрением улавливаю, потому как не отрываю взгляда от Яна. Его челюсти сжимаются. Ноздри расширяются. Нависшие над глазами брови сходятся ближе. Медленный взмах ресниц – вот, что отчетливее всего выдает в какой-то момент ярость. Мгновение, и снова мне кажется, что додумываю.

Мужчины уходят.

Я с облегчением перевожу дыхание и тянусь к коктейлю, в котором уже, вероятно, начал таять лед. Спешно утоляя жажду, игнорируя то, как стремительно по крови распространяется алкоголь. Напряжение отпускает. По позвоночнику – от затылка к пояснице – стекает несколько крошечных капель пота. Понимаю, что мне неестественно жарко становится, но не знаю, как с этим бороться. Вбираю губами небольшой кусочек льда. Опуская запотевший бокал обратно на стол, принимаюсь медленно рассасывать кубик.