Пытаюсь справиться и подавить внутреннюю истерику. Хочу сделать медленный глубокий вдох. Не получается даже это. С губ срываются какие-то жалкие, потерянные звуки. Кровь, прорываясь сумасшедшими толчками, несется по натянутым венам, словно вулканическая лава.

– Ладно, ладно, прости меня, пожалуйста, – предавая гордость, мычу отчаянной скороговоркой в подушку. Знаю, что слышит. Для меня самой эти слова оглушающие. Я захлебываюсь ужасом. Вишу на волоске. – Я больше так не буду. Обещаю слушаться. Обещаю. Прости. Прости, Рома…

– Тихо лежи.

– Нет… Нет… Рома…

А потом… Чувствую, как он бесцеремонно раздвигает коленом мои бедра, трогает между половых губ пальцами и, о господи боже мой, тянет за нитку тампона.

– Нет… Нет, пожалуйста… – протестующе зажимаюсь.

Я ведь не переживу такого позора!

– Пожалуйста… Рома…

– Мать твою…

Прекращает тянуть, оставляя тампон во мне.

Однако не успеваю я с облегчением выдохнуть, как он делает кое-что похуже – трогает меня выше. Бесцеремонно вдавливает палец в тугое кольцо ануса. На меня обрушивается слишком сильный шок – я просто цепенею. Лихорадочно соображаю: способен ли он зайти настолько далеко? Заслужила ли я такое наказание? Готова ли выдержать? Потому что останавливаться, судя по всему, он все же не собирается.

Давление исчезает. Через мгновение я вздрагиваю от холодного шлепка жидкости. По насыщенному медовому аромату понимаю: Саульский использует мое масло для тела.

А я не могу даже разозлиться. Пошевелиться не могу. Ощущая возобновившееся давление, кусаю до крови губы и тихо скулю в подушку.

– Пожалуйста… Не надо… Пожалуйста, Рома…

– Замолчи.

Просовывает внутрь меня палец.

– Я буду слушаться. Буду… – готова обещать все, что угодно.

– Тихо, мурка. Расслабься, – дыхание Сауля обжигает мою шею и часть щеки. – Тихо.

Со мной, очевидно, что-то не так, но его хриплый уверенный голос каким-то невероятным образом меня успокаивает. В нем больше не горит голая ярость. Слышится остаточное напряжение и что-то еще… Утопая в смущении, решаю, что сейчас могу ему доверять.

На фоне этого страх выливается в другие чувства. Диаметрально противоположные.

Когда же губы Сауля прикасаются к моему плечу, и вовсе растекаюсь, будто сливочное масло на сковородке. Жмурюсь и постанываю – так приятно, когда он целует. Невзирая на отчаянное непонимание происходящего, я ему подчиняюсь. Разрешаю творить со своим телом недопустимое. Вероятно, я просто нуждаюсь в размагничивании. Нуждаюсь в чьей-либо близости, в чьем-либо утешении. Хочу… Хочу, чтобы он меня ласкал. Хочу, чтобы был нежен со мной, наперед зная, что после буду себя ненавидеть.

Выгибаясь, подставляю шею под горячие мужские губы. Позволяю себя растягивать.

Выбора у меня, в любом случае нет. Саульский совершит задуманное – с моим согласием или без. Вся тонкость наших отношений в том и заключается, что ему нравится ломать мое сопротивление.

Не могу расслабиться, как он просит. Боюсь боли и унижения. С ужасом представляю, как буду смотреть ему в глаза после. И все равно, внутри моего слабого и беззащитного перед ним тела вновь разворачивается буря, с которой я еще не научилась справляться.

– Приподними бедра.

Сейчас его голос – сиплый шепот. Он разбивает мое тело новыми волнами дрожи. Я стону, не скрывая своего отклика, и выполняю указание. Едва я приподнимаю бедра, распирающее давление пальцев исчезает. Их место занимает кое-что гораздо внушительнее и опаснее.

Я не знаю, почему это происходит: мне не больно, но я начинаю плакать, едва Сауль принимается медленно проталкиваться внутрь меня. В этом нет ничего сверхкошмарного и омерзительного. Можно выдержать. Вот только меня кроют какие-то абсолютно безумные эмоции. Слишком сильные. Слишком неожиданные. Слишком невероятные. Я не могу с ними справиться. Продолжаю трястись под Саульским и… Я будто загораюсь. Я вся – сплошной оголенный нерв. Искрю, шиплю, стону, хриплю, покрикиваю, бормочу какую-то бессвязную ерунду.