Я взяла Кэти за миниатюрную ручку. Она сжала меня холодными пальцами. Мне захотелось пошутить в духе моей восемнадцатилетней дочери и сказать: «Как оно, ничего?»

А получилось:

– Какала ничего?

Я попыталась объяснить:

– Мэдди так говорит, имея в виду, что происходит и какие новости. Типа 911.

– 411? – переспросила Холли.

– Что?

– Сэм, я тебя обожаю, – сказала Кэти тоном, в котором слышалось: Ты такая лапочка, просто до идио- тизма.

– 411 – информационный сервис, а 911 – служба спасения, – пояснила Холли.

– Ну ладно. Тогда какие новости на 411, что происходит?

Я поставила на пол пакеты и попыталась задвинуть их под кровать. У меня что ни заход, все не в тему. Когда подруга выходит из ремиссии, к ней надо не с эфирными маслами и молодежными приколами, а с заряженным телефоном и светлыми мозгами, как у Холли.

– У меня нестабильные показатели крови, и поэтому меня положили на обследование, – сказала Кэти.

– Ясно.

Я наклонилась и поцеловала ее в щеку. У нее на пальце был пульсоксиметр, а к тыльной стороне кисти прикреплена инфузионная система. Кэти ненавидела, когда ее ставили в это место. Жаль, что меня раньше тут не было, а то бы я поспорила. Под катетером был прикреплен браслет, на котором значилась ее фамилия – Кэти Мартин. И дата рождения – та же, что у меня.

– И все это ради нескольких анализов? – спросила я.

У Холли заиграл телефон, и она ответила:

– Ральф. Отлично. Что выяснилось?

Она встала – крутой адвокат Холли – и направилась к двери.

– Большое спасибо, что приехала, Сэм, – сказала Кэти.

– А как иначе? Я серьезно, Кэти. Разумеется, я всегда приезжаю.

– Я знаю.

Она поднесла к щеке мою руку и прижалась к ее костяшкам.

– Что за дела у Холли?

– Там какая-то неувязка с моей страховкой, она разбирается. Если придется заново проходить через все это, мне потребуется покрытие.

– Только лапшу мне на уши не вешайте, – слышался из коридора голос Холли. – Просто скажите, что необходимо сделать.

– Тогда правильно, что ты обратилась к ней. Если нужно кого-то построить, звоните Холли. А нужна помощь в больнице – я всегда на подхвате.

И, чтобы не звучало совсем жалостно, я добавила:

– Мы отличная команда.

Холли вернулась в палату со словами:

– Наличность.

Это могло означать как наличие чего-то, так и форму платежа. В этом была вся Холли: если вместо полного предложения можно было обойтись емким словцом, она не упускала такой возможности. Чем меньше слов, тем больше ты сто`ишь. Когда мы жили вместе, я эту ее манеру обожала. У нас был собственный язык – многозначный и понятный только нам. Например, «финиш!» означало готовность свалить с вечеринки или из бара и одновременно, что нам нравится чей-то наряд.

– Эти брюки – просто финиш! – говорила она, и я чувствовала себя на пике моды.

«Золотце» означало, что парень, сидевший перед нами на занятиях или стоявший в баре, очень недурен собой, но в то же время годилось для ласкового обращения друг к другу.

– Привет, золотце, – говорила я, и мы клевали друг друга в щеки.

Словарь создавала Холли, а мы уточняли и расширяли его, но эта игра была понятна только нам троим.

Кэти подвинулась немного и похлопала по кровати, приглашая меня присесть. Потом она сделала знак Холли подойти ближе, и я пригляделась к ней внимательнее. Щеки у Кэти разрумянились, точно она только что вернулась с весенней прогулки. На виске виднелся след от ветрянки, красивые волосы ниспадали на плечи. В тот раз нам удалось спасти ее каштановые локоны при помощи охлаждающей шапочки, которую пациенты носят во время химиотерапии. Благодаря ей волосы остаются на голове, а не на расческе. По всем внешним показателям Кэти выглядела лучше меня при полном макияже.