Раньше мы часто спорили, в этом и заключались наши особенные отношения. Никто не понимал, как так можно, но увы и ах. Было дело. Раньше было много чего, и от этого все больнее и больнее терпеть его рядом с собой. Еще одно живое напоминание о том, что тот, кто был когда-то всем, оказался никем.

—Упертая ослица, — Агапов поднимает руку и опускает на мою щеку. Мне кажется, что она по меньшей мере лед, как и его глаза, обычно насквозь пронзающие своим холодом. —Что за черт?— ощущаю, как такие же холодные губы касаются моего лба, и я ежусь, не готовая к такому перепаду температуру. Взгляд падает на ноги, и с каждым вздохом ощущение, что пол все ближе ко мне, я словно лечу.

Слабость в теле настолько сильно толкает меня в какое-то приглушенное забытье, что я не сразу понимаю, что оказываюсь в руках Агапова абсолютно без способности двигаться. Меня словно выключают. Возможно, разговор с мужем стал последней каплей, а возможно и без него я бы просто в один момент не вывезла это все. Но неспособность даже пальцем пошевелить меня сейчас не пугает. Меня вообще ничего не пугает.

Кроме того, что я была в постели с врагом.

—Вискас, это ни черта не смешно! — Агапов гремит над ухом, одновременно с этим я ощущаю мягкую поверхность над собой.

Какие-то голоса сливаются воедино, противный привкус во рту, жжение в руке, кто-то перешептывается, и все это никак не хочет обретать реальные формы. Невозможно выплыть наружу, но я уже и не пытаюсь.

—Влад, он может причинить ей вред…

—….не накручивай себя, мам.

—посмотри, какая она худенькая, он из нее все соки выжал, — женский плач врывается в пространство. Нежный звук прерывается басом, кто-то третий недовольно бурчит.

—Не оплакивай. Решим.

—…сама сделала свой выбор.

—Ты тоже хорош, нужно было…

—Сын, ты…

Все прерывается стремительно, в конечном итоге я просто засыпаю. Мне становится тепло, спокойно и очень хорошо. Тут пахнет цитрусами и бесконечно уютно, здесь мне хочется оставаться. А на фоне звучит любимая музыка моей мамы, которая часто играла мне ее на фортепиано и меня научила тому же, пальцы помнят, но практики ноль. Кто-то нежно гладит меня по голове, целует в лоб.

Распахиваю глаза и понимаю, что я не дома, и вообще я без понятия на самом деле, где, потому что впервые вижу окрашенные добела стены и мелкие лампочки на подвесном потолке, затем взгляд утекает на строгую мебель в темных тонах.

Мозг до сих пор прогружается, когда я с трудом поднимаюсь с кровати и ощупываю свое тело на предмет одежды, после чего обнаруживаю себя в незнакомой пижаме -рубашке. Втягиваю поглубже теплый воздух, выуживая аромат цитрусов и кожи. Ничего не понимаю и лишь настороженно оглядываюсь. В голове точечно долбит в одно место, и от этого очень сложно сконцентрироваться хоть на чем-то. Безумно хочется пить.

Да что за? Последнее, что я помню, это то, как говорила с Владом, а дальше пустота. Чистый лист. Неужели он…Да ну, глупость какая. Не мог же он в самом деле меня забрать к себе, да и зачем?

Хотя все в окружающих меня предметах говорит о его вкусе, который я знаю слишком хорошо.

Как на шарнирах поднимаюсь с кровати и выхожу из комнаты. Погружаюсь в темный коридор с неновой подсветкой, вмонтированной в пол. Впервые такое встречаю, так что парочка секунд уходит просто на осознание этой красоты. Нет, я никогда не жила бедно, но тут просто футуризм какой-то.

На стенах ни одной фотографии, все сухо и холодно, словно ты в отеле находишься, а не в квартире. И то в отеле можно встретить хотя бы картины, а здесь все неживое, как будто человека и вовсе не волнует, что вокруг него.