– Это ты о чем?

– Да о своем, – бурчит Леха.

– Строгий у тебя отец, да?

– Не то слово… А у тебя?

– А у меня нет отца, – говорю.

– Ушел?

– Да нет, умер.

– Ого! – Леха аж остановился. – Извини, я не знал.

– Да ничего, – говорю. – Он давно умер, я еще мелкий был. Такой мелкий, что вообще его не помню. Только на фото и видел.

– Печально, – говорит Леха. – И что, мама себе нового мужа не нашла?

– Да нет, – говорю. – Мы с ней одни. И с Лайком еще.

– С каким Лайком? – удивляется Леха.

– Ну, собаку нашу так зовут. Лайк. Вроде – и лай, и лайк – ну, то есть как это… смайлик.

– Прикольно.

– Ага.

– Сейчас, погоди, – говорит Леха. – Юле позвоню, чтоб спускалась…

Он позвонил, Юля сказала, что уже идет, и, пока мы ее ждали, Леха меня спрашивал:

– А у вас метро большое?

– Где? – не понял я.

– Ну, там, где ты живешь.

– У нас нет метро…

– Как нет?! – Леха аж глаза вытаращил. – Как же вы перемещаетесь?

– Так у нас город маленький, – говорю. – Мы с мамой даже живем прямо рядом со станцией. Поезда туда-сюда прямо под окнами ходят…

– Ого, – удивляется Леха. – Как же вы спите? Шумно же.

– Мы привыкли, – говорю. – Первое время Лайк все просыпался, когда поезд грохотал, а потом и он привык.

– Надо же, – говорит Леха. – Сколько разных городов… Даже без метро бывают.

Я не мог понять: всерьез он это или шутит так? Неужели он не знает, что метро есть далеко не везде? Но спрашивать было неловко. Тем более дверь подъезда распахнулась, и вышла Юля.

– Привет! – сказала она и вопросительно посмотрела на меня.

– Это Олег, – сказал Леха. – Сын маминой подруги. На каникулы к нам приехал.

Юля говорит:

– Понятно. Очень приятно. А я – Юля.

– А я Олег, – говорю.

Юля улыбнулась и говорит:

– Ну пошли?

И мы пошли. Мы шли все дальше и дальше, мимо их высокого дома – я таких высоких домов, кажется, и не видел раньше… Мы шли, и там был потом парк, и еще дальше шли… И потом там была речка. Купаться, конечно, не сезон – все-таки не летние каникулы. Но – так, просто постоять… Посмотреть на воду. На то, как в ней лягушки плещутся.

Мы стояли и смотрели, и не знали, о чем говорить.

Получается, мы все трое были молчуны.

Не очень общительные.

Леха молчал, кидал в воду камешки, смотрел, как от них круги по воде разбегаются… И поглядывал на Юлю.

Юля тоже смотрела на круги.

А я смотрел в телефон. Все ждал, что мама ответит. Но она почему-то даже не открывала еще мои сообщения… Может, что случилось?

И я опять вспомнил маму, с ее больным сердцем, наш дом, Лайка, и поезда туда-сюда, и таинственный голос, и девочку на перроне… И подумал: что я тут делаю? Зачем я тут? Что мне эти люди? Сидел бы сейчас дома, с мамой, пил чай с шоколадным сыром, а Лайк бы ластился и выпрашивал бы сыр, высовывая длинный мокрый язык… И смотрели бы по вечерам с мамой на бабочек вокруг лампы и на поезда, и однажды, может, я снова увидел бы ту девочку. Может, она бы обратно поехала как раз, и поезд бы снова сделал у нас техническую остановку, и она вышла бы на перрон, и тогда я бы точно подошел к ней, не постеснялся… И… А что «и»? Дальше я никак не мог придумать, что бы я сделал.

Не скажешь же: «Ты мне нравишься!» То есть сказать-то можно, но она ж не останется из-за этого. Да и вообще, я-то ей не понравлюсь. С чего бы? Допустим даже, она меня запомнила с того раза. Ну и что?

И я все стоял, смотрел на круги, слушал тихое журчание реки и думал: как это странно в жизни бывает. Живет где-то на другом конце света человек. И знать про тебя не знает, и не помнит даже. А ты про него думаешь и думаешь.

Мне часто такие мысли приходят, особенно когда на поезда смотрю. Думаю тогда: вот едут люди. Я их вижу в окне. Сейчас вижу – а больше не увижу никогда. И они меня тоже видят. И тоже больше никогда не увидят. И как много в мире людей, и все куда-то едут, и все смотрят друг на друга, и все больше никогда не встретятся. Интересно. И странно. И жутковато почему-то.