Я тоже решаюсь все-таки поесть. Война войной, а обед по расписанию.

Какое-то время мы молча работаем челюстями, а затем Тарасенко делает то, чего я меньше всего от него ожидала. Он берет мою кружку и пьёт МОЙ чай.

— Эй, это мой чай! — возмущаюсь я.

Женя пожимает плечами и с хитрой улыбкой отвечает:

— Мне никто чаю не налил, значит, буду пить твой.

У меня нет слов, я сижу с открытым ртом, и в шоке смотрю на своего мужа. Нет, это ж надо… Вот наглец!

А Тарасенко как ни в чем не бывало продолжает поедать свой ужин, запивая его МОИМ чаем!

В итоге мне ничего не остается, кроме как встать, достать новую кружку и заварить новый пакетик.

Женя на мои действия смотрит с веселой ухмылкой.

Мне так и хочется сказать какую-нибудь колкость, но почему-то на ум не приходит ничего интересного. Да и таким поведением он заставил меня растеряться, и хуже того — почувствовать вину. Ведь я могла бы нам обоим накрыть на стол, но я же не захотела, вот ему и приходится теперь есть прямо из контейнера и пить мой чай.

Господи, ну что за глупость вообще? О чем я думаю? Я несколько минут назад устроила безобразную истерику, а затем раскрыла свою самую главную тайну, вложила в его руки оружие против меня, взвела курок, осталось разве что нажать на спусковой крючок… и виню себя за то, что не налила чаю своему врагу?

Нет, Крис, ты неисправима…

Выдохнув и покачав головой, я встаю, собираю посуду, иду к мойке. Быстро всё мою и, убрав в сушку, оборачиваюсь к стоящему позади меня мужчине. В его руках я вижу пустой контейнер с вилкой и чашку.

— За меня помоешь? — спрашивает этот наглый тип, а его губы при этом подозрительно подрагивают, словно он пытается скрыть улыбку.

Выхватив со злостью посуду из его рук, я быстро мою и её. Вытираю руки полотенцем и, обернувшись, давлюсь воздухом. Мой муж вытирает со стола. Я думала, что видела в жизни всё, но нет… Тарасенко с тряпкой в руках — это поистине эпичное зрелище.

— Что, — тут же оборачивается он, почувствовав мой взгляд, — ты закончила?

— Да, — киваю я и, не выдержав, с искренним удивлением добавляю: — Ты умеешь вытирать со стола?

Его губы раздвигаются, и я вижу идеально белые зубы. Да уж, вот от этой улыбки я всегда и сходила с ума. Кто-то делает голливудские улыбки наигранными и неестественными, но только не Тарасенко. Этот мужчина всегда умел улыбаться так, что у всех девчонок с нашего курса колени подкашивались. Как, впрочем, и у меня.

— Умею, — слышу я его веселый голос. — И посуду мыть, и убираться тоже. Я много чего умею, разве что крестиком вышивать не научился. Но если приспичит, то и это смогу.

— Как Матроскин, что ли? — зачем-то переспрашиваю я, завороженно разглядывая мужа, который очень медленно приближается ко мне с тряпкой в руках, а затем так же медленно наклоняется и, практически касаясь моих губ своими, кладет тряпку на раковину. И тихо шепчет:

— Понятия не имею, кто такой Матроскин. Идем, покажу тебе нашу спальню. И ванную комнату. Приведешь себя в порядок, да и лекарства от аллергии надо на ночь принять.

6. 5 глава

— Ты с луны, что ли, свалился? Как это ты не знаешь Матроскина? — с удивлением спрашиваю, пока мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. — Да этот мультик знают все дети, его же по телевизору постоянно показывали, и до сих пор иногда показывают.

— В детстве телевизор был под запретом, а сейчас, у меня нет времени на детские мультики, — хмыкает мой муж, который почему-то отстает от меня на пару шагов, хотя лестница в этом доме достаточно широкая, чтобы тут человек пять без проблем в одну шеренгу прошли. И когда я оборачиваюсь, то понимаю, чего он плетется сзади. Этот хитрый жук упорно рассматривает мои нижние девяносто, и взгляд у него такой горячий, что невольно хочется изменить походку и призывно повилять попкой.