Мозг разрывали мысли. Они копошились в моей голове нестройным рядом. Никак не желая укладываться в единую картинку. Ко мне даже не сразу пришло понимание, что Лев не мой родственник. Что всё происходящее между нами в границах социальных устоев. Поэтому и облегчение не желало приходить. Как и осознание, что, возможно, Питона больше нет.

Но ведь Лев не мог не проверить мою ДНК. Не стал бы впрягаться за девчонку, не приходящуюся ему родственницей. Ведь так? Или…

– И как же вы выяснили, что я ваша дочь, и что это меняет?

Там внизу Марина. Они приехали сюда вместе. Он не просто так подобрал меня ночью на обочине дороги. Значит, ведут свою, только им известную, игру. И я сомневаюсь, что такое обстоятельство, как общая кровь, спасёт меня от смерти. Если им обоим это выгодно. Что он может испытывать к девчонке, которую знать не знает?

Не удивлюсь, если у него, как у Петра Багрова, есть парочка официальных и несколько неофициальных детишек.

– Для тебя – всё. В отличие от Льва, я не позволю тебя убить и расплачиваться твоей жизнью. Такой ответ тебя устраивает?

Каждое слово как соль на рану. На мои светлые чувства к… дяде. Морщусь, ощущая жгучее жжение. Так, что хочется сжать зубы и вздохнуть с шипением через них.

– Не стоит доверять Соломону, Вера, – раздаётся прохладный голос Кая, не сводящего дула пистолета со лба противника, – подумай о том, почему Лев просил позаботиться о тебе даже после своей смерти.

И всё же морщусь. Слова «Лев» и «смерть» в одном предложении разъедали мозг. В их сочетание не хотелось верить.

– Кай, вы отсюда не выберетесь. Ты можешь пустить в меня пулю, но в итоге тебя всё равно убьют. И чего ради? Ей ведь ничего не угрожает, – вкрадчиво вещает Соломон и переводит взгляд серых глаз на меня, – а ты, Вера, уверена, что хочешь пожертвовать жизнью этого парня ради амбиций Льва?

Сама не заметила, как положила пальцы на сгиб руки Пепла. Его лицо дёрнулось в мою сторону. Я видела, как сжалась от недовольства его челюсть. Будто ему куда сильнее хотелось пустить пулю в лоб Соломона, нежели выжить.

– Я пойду с ним, – поясняю раньше, чем успеваю подумать.

Времени слишком мало. Да и вариантов всё равно нет. Впрочем, не сомневаюсь, Пепел с удовольствием устроил бы здесь кровавую бойню. И не мучился бы потом ночными кошмарами.

– Но я хочу знать, что случилось с Багровым-младшим.

Тело Льва выдали семье на следующий день. Его опознали. Только… От него мало что осталось.

Я восприняла это известие как-то поверхностно. Не веря и не осознавая, что смерть Питона – реальность.

Он не мог умереть. Это просто невозможно.

Приехала в дом к Марго. Переступила порог, чтобы оказаться в месте, погружённом в траур.

Женщина как-то резко осунулась. Я застала её разглядывающей старые фотографии, снятые на плёнку. Выцветшие за давностью лет.

Молча подсела на соседний стул. Рядом с чайником цветочного чая стояла ядрёная настойка. И я капнула её в свою чашку. Глотнула, ощутив, как огонь прожёг гортань.

А Марго так и сидела, разглядывая фото. Аккуратно вытащила из сухих пальцев фотокарточку. На ней Лев. Ему лет шестнадцать. Я бы точно влюбилась, если бы училась с ним в параллельных классах.

– Знаешь, Вера, я ведь не знала о его существовании, пока ему не стукнуло пятнадцать. Сын не был разборчив в связях. У Льва другая мать. Не та, что у Петра. И жил он не так, как мы. Наверное, поэтому его так тронула твоя судьба. Вы ведь почти родственные души. Твоя мать – кукушка. Да и его не лучше была. Слонялась от одного мужика к другому в поисках тугого кошелька.

– Вы ведь не верите, что он умер, Марго? – спрашиваю с глубокой обидой. Хмурюсь, ощущая, как лоб сгладывается гармошкой, а лицо уродует гримаса боли.