- Малышка, — в губы мне рычит, а потом в поцелуй затягивает... Такой, такой... Я не знала, что можно так целовать. С Дамиром все поцелуи жесткие были, грубые, он своим языком как будто клеймил меня, напоминал чья я собственность. А здесь все нежно, он как будто губы мои на вкус пробует, боится больно сделать. Я сама языком в его рот проникаю.

Марк меня к стене прижимает, и в рот мой рычит, а потом языком своим к небесам возводит, я ручками в волосы его зарываюсь. Стон издаю непослушный, запрещенный... Я чувствую, как его плоть пульсирует в штанах... Я даже не знаю, что дальше делать. Дамир мне постоянно шептал на ухо всякие гадости, которые будет со мной в кровати делать, но мне было противно, я даже слушать не хотела. А тут сама хочу, со Зверем все хочу попробовать!

Его рука ногу мою гладит, нежно пальцами пробегается, а я вся дрожать начинаю, мурашки по коже пробегают... Его рука выше поднимается, по животику, а я ерзаю на нем... Во мне сейчас такие желания бушуют, что я передать не могу, самой стыдно... Уверена, стоит ему от меня оторваться, так я сразу румянцем зальюсь. А потом он к груди прикасается, нежно гладит, соски тут же затвердевают, а я охаю, Господи...

- Неужели так может быть? - В губы его шепчу. Я до сих пор поверить не могу, что можно такие эмоции испытывать.

- Может быть лучше, — улыбается.

Я быстро дышу, в глаза его серые заглядываю. Льдинок как не бывало, там сейчас пламя страсти горит, и меня за собой увлекает... Я хочу... хочу попробовать все... Только с ним!

10. 9

Дьяволица, в самом деле! Ведь в руки себя взял, сам себя уговорил уйти, выйти. И так уже лишнее сделал, замуж позвал, напугал, идиот! Мы с ней второй раз в жизни разговариваем, а я такие предъяви бросаю. И спрашиваю главное, ведь сам же знаю, что от ее ответа практически ничего не зависит. Никому ее не отдам, только моей будет! С Исаком я вопрос решу, срать на все — на дружбу, на бизнес! С ним давно нужно разделяться, да и не хочет девчонка его. Заставил обманом, семью ее напугал до полусмерти. Отец его умел всех в страхе держать, сам же Исак пытается, пыжится, но, по сути, едет на имени отца вот и все.

Как она это делает? Ручками своими меня обхватывает и все, пиздец, стояк железный, головой уже не думаю, только звериные инстинкты... Она же совсем не понимает, что в мужчине пробуждает, какие желания могут быть в ее адрес. Уверен, там розовые мечты о нежных поцелуях и единорожки рядом травку щиплют. Нельзя срываться, нельзя! А если вовремя не приторможу? Поимею ее прямо здесь? В примерочной, как подстилку, девку дешевую...

А она не останавливается, прижимается, почти голая, блядь... А как стояку удивляется, глазищи свои распахивает... Думала, что ромашки по полю собирать будем? Тут полный пиздец в штанах! Яйца до боли сжимаются, так ее хочу!

Сам не понимаю как к стене ее прижимаю, как под задницу хватаю. Она сама к губам прикасается, сама, блядь... Она сладкая, такая кайфовая, что крышу на фиг сносит! Мозги отключаются, членом думаю... С хрена она такая податливая? Разве целки не должны жаться? Плакаться? Просить не трогать? Почему мне все позволяет?

Кожа такая нежная, гладкая, если чуть сильнее сжать при любых отметины останутся. Ее тело как улики на месте преступления, спалит все, где прикасался, где ласкал. Грудь какая сочная, так и хочется в рот засосать, языку с сосками поиграть, увидеть, как губы до крови кусать будет, как имя моё будет стонать... А потом член по самые яйца вогнать... Уверен, в ней кончу на первом толчке, слишком долго ее хочу, слишком долго ею одержим.