– Давай без этого, Тихомирова. Какого х*ра я должен был все бросать и домой ехать? У нас сегодня по расписанию плановая истерика? Ну так откатай по-быстрому, и я обратно поехал…

– Пошел ты в ж*пу… Идиот… – она его презрительным взглядом окатила, развернулась, в спальню ушла, дверью хлопнула, дышала тяжело, начала вещи собирать… Не его. Свои.

«Плановая истерика», значит… «Откатаем по-быстрому», значит…

Они любили друг друга до одури… До нее же ненавидели, когда ссорились. Слишком сложные характеры. Слишком вспыльчивые. Слишком хорошо знают, как больно друг другу сделать…

– Ты мне внятно объяснишь, что не так?

Тихомиров вслед за женой зашел, желваки ходуном ходили, кулаки сжимались непроизвольно, он же взглядом вслед за ней метался. От гардеробной к кровати. От кровати до гардеробной…

– Ко мне сегодня у подъезда телка пристала. Идиотка редкостная. Требовала, чтобы я тебя к ней отпустила. Пузом тыкала…

– И из-за этого я сейчас отгребать должен? – Ваня только еще сильнее разозлился. Она ведь никогда в нем всерьез не сомневалась. И он в ней тоже. Ревновал – да. Ее нельзя было не ревновать. Слишком красивая, чтобы на нее не смотрели, но… Они всегда знали, что никто другой… Ни при каких обстоятельствах… Как бы ни поссорились… А тут…

– Ты должен отгребать, придурок, потому что я не хочу этим заниматься. Ты мужик? Огради от подобного. Понял меня?

Ксюша замерла, глянула на него яростно, очередную порцию шмоток на кровать бросила, потом мимо него из спальни в коридор, оттуда в ванную…

Сама не знала, зачем мечется, что взять хочет… Реально ли вещи соберет и уйдет… Да и по какой причине? Но… Завелась до предела. До состояния, когда он во всех ее бедах виноватый.

– Меня достало, что ты днями и ночами на работе. Меня достало, что тебе пофигу – будет ребенок или нет. Меня достало, что я прихожу домой, а тут меня ждет какая-то плачущая идиотка…

– А ты хочешь, чтобы я дома сидел и идиоток от тебя отгонял? Ты знала, за кого замуж выходила, Ксюша…

Они не шли на попятные. Только сильнее пожар разжигали.

Ксюша зарычала, шибанула рукой о раковину, потом снова по коридору в сторону спальни, по дороге прихватив ту самую мамину вазу…

– Не смей, Ксения, – Ваня будто последний шанс ей давал… Тихим вкрадчивым голосом… Глядя прямо в яростно горящие глаза…

– Да ты что, – последний шанс она потратила – в него полетела ваза… Конечно, не попала – увернулся, а вот разбилась красиво – звонко, на мелкие осколки… по всей спальне теперь собирать… И это тоже почему-то за его вину засчитано было. Еще сильнее разозлило.  – Пошел нахрен, Тихомиров. Ночевать иди туда же, откуда пришел! На работу свою гребаную!

Развернулась, из спальни в коридор, оттуда в зал… В бар, снова бутылку достала, потянулась за штопором… Почему-то нестерпимо хотелось напиться и пожалеть себя. Что так с мужем не повезло. Что с детьми не получается. Что… Просто жалко себя. И все тут…

– Штопор положила…

Он через минуту снова в дверном проеме оказался. Сказал угрожающе… Ксюша же не ответила даже. Штопор одной рукой на пробке зафиксировала, вторую вверх – демонстрируя Бродяге, куда тот может пойти со своими приказами.

Ксюша знала, что он терпеть этого не может. Когда пьет, когда ругается, когда неприличные жесты себе позволяет. Но ей фиолетово было. Катастрофически…

– Положила, я сказал…

Он, конечно же, не пошел, куда послали.

Подошел, силой из рук штопор выдрал, бутылку обратно в бар… Развернулся…

– Ты что творишь, дура?

Ксюша застыла, глядя на него, злясь и… не в состоянии вымолвить ни слова. Не в состоянии сформулировать, что творит, почему творит, почему хреново так…