Пылающий от ярости и ревности Игнат совсем немного обогнал, на несколько метров. Он широко шагал впереди, едва не срываясь на бег.

Увидев это, я стремительно засеменила за ним на высоких, проклятых каблуках. Ходить на них – легко, но не бегать же! Как еще мне его остановить?

– ИГНАТ! ИГНАТ! Ты куда!? Подожди меня! ИГНАТ! – я закричала очень громко, чтобы услышал весь этаж, все жильцы, и чтобы подруга сумела сориентироваться и найти выход из сложной ситуации. Спрятаться или еще что-то сделать.

Игнат, замедлившись, резко обернулся и взглянул на меня с порицанием и немым укором. Понимал мои действия и цель, и, видимо, осуждал за то, что я до последнего оставалась на стороне подруги.

– Значит, она с тем ебучим мажором на букатти, который якобы твой хахаль? Это ты ее блядь прикрывала!?

Он не требовал ответа, только сделал логичный вывод и тут же из-за этой страшной мысли вновь ускорился, рванув к необходимому номеру со страшными цифрами «66». Перед тем как прислонить карточку к двери даже ни на секунду не задумался, а вот мое сердце, кажется, остановилось от страха и следующие несколько секунд совсем не билось.

Пожалуйста... пожалуйста... пусть Ульяны там не будет... прошу!

Не знаю, кого просила в эту минуту, поскольку верующей не являлась. Хоть кого-то. Если кто-то там существовал на небесах, просила, чтобы услышал мои отчаянные мольбы о помиловании нас троих… В противном случае, я не представляла, как мы сможет жить дальше.

Когда Игнат рванул в номер, я осторожно зашла следом, некоторое время еще надеясь на чудо. В данную минуту больше ничего не оставалось.

Только надеяться и верить.

Но когда заметила, как шаги Игната начали замедляться, а затем и вовсе остановились, поняла, что молитвы не помогли и не уберегли нас от трагического случая.

Я осторожно вышла из-за спины Игната и заглянула в пафосный зал-комнату.

Мы поймали самый отвратительный, гнусный момент для того, чтобы появиться в номере.

В лучших или для нас с Игнатом худших традициях жесткого порева совершенно обнаженная Ульяна стояла на кровати «раком», уткнувшись лицом в подушку, и не подавала каких-либо особых признаков жизни. Только по ее хрупкому телосложению и прическе я смогла идентифицировать ее личность. А вот любовник, находившийся напротив ее широко разведенных ног, охотно колдовал над девушкой сзади.

Воронцов даже не расслышал щелчка двери, так был занят тем, что щедро обсасывал свои пальцы, а после принялся натирать ими промежность Ульяны, чтобы сделать ее более мокрой. И при этом мерзко приговаривал:

– Хочу твою сладкую дырочку! Давай-ка задницей повиляй, так этим возбуждаешь.

С меня, похоже, увиденного было достаточно. Настолько хватило, что я не совладала с собственными эмоциями и, открыв рот, громко ахнула на весь номер.

Я закрыла глаза ладонями, чтобы не видеть ужасной сцены, но все равно ощущала, как нечто невидимое продолжало безжалостно бить, сжимать, резать, давить мое сердце. Все внутри адски пылало, стенало, плакало и страдало.

И это был лишь отголосок той боли, которую сейчас испытывал человек, которого до смерти обожала.

Я не просила о любви, не желала в него влюбляться!

Проклятая любовь!

Не хотела чувствовать тоже, что и он. И страдать вместе с ним, когда ему больно – тоже не стремилась!

А затем, судя по звукам, все пришло в движение. Макс нервно гаркнул:

– Какого хуя!?

Только тогда я убрала ладони от глаз и посмотрела на Игната.

В его теле застыло столько боли, ярости, ревности, что он сделал то, что обычные люди не способны сделать, в принципе. Поднять на вытянутых руках за шею здорового парня, едва не задушив его при этом, а после швырнуть далеко от кровати, в стену.