– Да, мама, у меня в ванной сушится мужской пиджак. Я уже совершеннолетняя… – выпаливаю слишком эмоционально. Пусть лучше она думает, что я кого-то сюда привела, чем хоть немного узнает о моем общении с Денисом.

– Я снимаю тебе квартиру не для того, чтобы ты таскала сюда мужиков.

– Мне его просто одолжили, потому что было холодно.

– Очень интересно, в чем же ты таком была, если для согрева понадобились чужие вещи. Ладно, это не мое дело. Но если узнаю, что устраиваешь здесь…

– Не узнаешь, – осекаюсь, – точнее, я ничего здесь не устраиваю. Правда.

– Хорошо.

Она идет в прихожую, а я выдыхаю. Пиджак, конечно, Соколова. Я так и выбежала в нем той ночью из машины. Поняла, что это не мое, лишь утром следующего дня. Сначала хотела выкинуть, а потом вспомнила случай с машиной, и просто отнесла в химчистку.

Забрала только вчера и даже заказала курьера на завтра, чтобы вернуть Соколову его «пропажу».

Мама застегивает пуговицы на пальто, но резко замирает. Бросает на меня подозрительный взгляд и, сорвавшись с места, снова идет в ванную. Срывает плечики и заглядывает под полиэтиленовый чехол. Оттягивает воротник чуть в сторону, так чтобы был виден бренд.

Прилипаю спиной к стене. Я чувствую, как мама сопоставляет произошедшие события. Еще бы.

– Это пиджак Дениса.

– Кого?

– Не строй из себя дуру! Смотри, – выворачивает край материала, – видишь?

Несколько секунд я смотрю на две буквы инициалов под брендом.

– Эта вещь сшита на заказ. Мишин подарок сыну, с инициалами. Я лично присутствовала при покупке.

– Он просто подвез меня домой, – раскалываюсь и почти сразу сдаю позиции. – Я была слишком расстроена после случившегося на празднике. Выбежала из дома в одном платье. Вот он и одолжил…

– Какое бескорыстие, – мама закатывает глаза и возвращает этот несчастный пиджак на место. – Соколов – и просто отвез тебя домой? Не смеши. Ты спала с ним?

– Что?

Губы словно слипаются. Меня пронзает каким-то жутким страхом и отчаянием. Как она могла такое подумать? Разве я давала повод? Хотя какая сейчас разница? Она уже сделала свои неутешительные выводы.

– Я задала тебе конкретный вопрос, Ксюша.

– Нет, – срываюсь с места и не знаю, куда деть руки, просто болтаю ими, как какими-то нитками, – нет!

– Чтобы я близко тебя рядом с ним не видела. Поняла? Еще не хватало, чтобы Миша об этом узнал. Ты хоть представляешь, какой это будет скандал? Моя дочь спит со своим сводным братом?!

– Поняла, – шепчу.

– Что ты там бормочешь?

– Я все поняла, – говорю чуть громче.

Когда мама уходит, я совершенно спокойно закрываю за ней дверь. Выдыхаю. Не плачу. Повода лить слезы нет. Это просто глупое недоразумение. Валяющийся на кухне телефон издает сигнал. Сообщение от Веры – координатора. Завтра в шесть я уже должна быть на площадке.

Я так ждала эту субботу, а на деле после вчерашнего визита мамы – я разбита. На площадке меня встречает Вера и даже предлагает кофе.

– Спасибо, – забираю бумажный стаканчик из ее рук.

Вера очень жизнерадостная. Много говорит, улыбается. С ней я чувствую себя комфортно.

Плюс, как бы я ни старалась этого скрыть, но внутри все равно присутствует легкий мандраж. Съемки – это серьезно. Не хочется облажаться.

Сегодня в основном снимают Крис. Как я поняла, солиста группы мы увидим только на заключительном этапе. Нужно будет отснять парочку совместных сцен. Секс-символ и любимец девчонок на деле оказался скрытным и малообщительным.

– Ксюша, давай на грим, – командует Вера, и я послушно сажусь перед зеркалом. Через полтора часа с выпученными глазами смотрю на свое отражение и абсолютно себя не узнаю. Вот это блеклое, похожее на моль существо – действительно я?!