Стояла там, пялилась и дышала. Часто дышала. То и дело плечи вверх поднимались. Глазищами хлопала.

Полнейшая невинность, блин. Хотелось сердце ей вырвать за такие выходки.

Только вот парадокс в том, что бешусь я сейчас не от ее принадлежности к семейству Марики. Нет. Я бешусь, потому что эта девочка – мой типаж. Идеальная. Мне такие нравятся. От таких мозги на раз улетают.

Лоб начинает неметь. Убираю пакет со льдом и перемещаюсь на кухню. Выбрасываю его в раковину. Достаю из холодильника бутылку воды и делаю пару глотков.

В прихожей разрывается домофон. Иду к двери и застываю с вытянутой рукой, потому что на экране красуется приевшееся за сегодня лицо.

Ксюша смотрит прямо в камеру и хлопает ресницами.

Пара секунд замешательства. Что ей еще нужно?

Первая мысль – проигнорить. Позвонит и уйдет. Вторая – скорее не мысль, а любопытство. Зачем она пришла?

Нажимаю на кнопку и наблюдаю по камерам, как малая проскальзывает за ворота жилого комплекса. Не сразу замечаю в ее руках небольшую дорожную сумку. А вот это уже в мои планы не вписывается.

Минут через пять она стоит за дверью. Давит на звонок и смотрит себе под ноги.

Открываю и отхожу чуть в сторону. Видимо, она слишком сильно погрузилась в свои мысли, потому что не сразу реагирует на мое своеобразное приглашение войти.

– Ой, – мешкает, аккуратно переступая порог, – задумалась, – напрягает губы, будто хочет улыбнуться, но не решается это сделать. – Я тут… вот, – расстегивает молнию на принесенной сумке.

– Что это?

– Это в счет долга. Денег у меня нет… – осматривается, медленно снимает куртку, разувается и подходит к дивану в гостиной. Взгромождает свою сумку на кофейный столик. – Но есть ноутбук, – вытаскивает старенький мак, – камера еще, – кидает зеркалку на диван, – и вот, – снимает с запястья часы и золотой браслет.

Тянется к шее, расстегивает цепочку и аккуратно складывает все эти побрякушки на стол.

Точно пришибленная.

– И что мне, по-твоему, со всем этим делать?

– Не знаю, – пожимает плечами, – но у меня больше ничего нет. Только это, – с грустью смотрит на свое барахло.

Глаза закатываются сами. Это либо какой-то прикол, либо она действительно такая… слово пока подобрать не могу.

– Собирай все это и домой топай.

– У меня нет дома, – хмурит лоб. – Из общаги выгнали.

– Это не мои проблемы.

– Да, – кивает, – я знаю.

Уходить она не спешит, так и стоит посреди гостиной, сцепив пальцы в замок. Смотрит по сторонам и кусает губы, обнажая белые зубы этим незамысловатым движением.

– Ты знаешь, я бы могла здесь прибираться, – обводит квартиру взглядом. – В качестве благодарности. Не придется тратиться на домработницу.

– Я предпочитаю благодарности в другой плоскости.

Малая зависает, а потом бледнеет. Начинает приглаживать и так ровно лежащие волосы закостенелыми от паники пальцами.

– Зачем ты так? Я же просто… просто хотела как-то загладить свою вину, – трет нос, – у меня нет таких денег, и я… я…

Дальше начинается поток причитаний и рыданий. Она вытирает слезы, которые катятся по щекам, всхлипывает. Ее сопли раздражают. Хочется повысить голос, но слушать еще более громкую истерику – желания нет. Поэтому все, что я делаю, встряхиваю ее за плечо. Возможно, слегка грубо, но как вышло. Девчонка запрокидывает голову. Смотрит в глаза и хлопает своими склеенными от слез ресницами.

Это странно, но в данную секунду я верю в ее искренность, хотя делать этого не стоит. Боком выйдет.

– Исчезни, – прищуриваюсь. – Это будет лучшей благодарностью.

– Да-да, прости. Я сейчас уйду.

Быстро собирает свое барахло, всхлипывает и топает к двери.

– Можно я только умоюсь?