— Доверься мне, хорошо? – На то, чтобы выдержать правильный тон, уходят последние крохи терпения. – Я не сделаю тебе больно. Но я буду тобой пользоваться так, как хочу сейчас.
Она вздрагивает, немного проседает на ослабевших ногах и отчаянно мотает головой, кажется, во все стороны света: то ли соглашается, то ли отказывается.
— Я хочу быть для тебя, - почти молит громким отчаянным шепотом. – Просто для тебя, сегодня, всем, чем захочешь, всем, кем захочешь. Мне… нужно, понимаешь? Чтобы не бояться больше никогда.
В последнем проблеске более-менее трезвых мыслей «выше пояса» я думаю, что, возможно, мы с ней никогда и не были только о комфорте или об удобстве. Что я с самого начала видел, какая она надломленная и замороченная, и именно поэтому потянулся к ней. А она видела, какое я не сказочное говно, но потянулась ко мне.
Обычно люди совпадают своими плюсами.
Но, может быть, мы совпали минусами?
Я провожу ладонью по ее шее, осторожно сжимаю пальцы.
Вздрагивает, пошатывается.
Еще немного, чтобы распахнула рот в немом стоне.
Провожу языком по ее губам, делаю их влажными и скользкими. Прикусываю сильнее, чем собирался, и моя малышка как-то безумно слизывает маленькую капельку крови, темно-серую в полумраке квартиры.
Очкарик какая-то дурная сейчас, в самом классном смысле этого слова.
Нет необходимости спрашивать, брала ли у кого-то в рот.
И я был бы не я, если бы не кайфанул от того, что буду у нее первым.
И последним.
Второй рукой беру ее за волосы и выразительно толкаю голову вниз.
Жду, пока встанет на колени, послушно задерет голову, даже не оспаривая мое нежелание ее раздевать.
Берется пальцами за ремень.
Расстегивает «молнию».
Разводит края джинсов, пытается стянуть их, но я не разрешаю.
Просто немного приспускаю их вниз, сам вынимаю вставший до болезненной твердости член. Малышка сглатывает, поправляет очки, и я снова не даю ей сделать по-своему.
— Не снимай. –Даже не пытаюсь скрыть мрачную озабоченную усмешку. – Меня прет от того, что мне будет отсасывать маленькая развратна девчонка в очках.