– Из… – я не договорила, горло сухо и болезненно сжалось. Пришлось откашляться и только тогда – звенящим, упорным, ровным голосом ответить: – Нет! Ни за что!

– Тинна! – отец нагнулся ко мне, схватил за плечи. Безумным взглядом посмотрел в лицо. – Ты будешь опозорена на весь город! И я с тобой вместе! Дочь Рейборна – родила вне брака! И ладно бы просто родила – но отродье этого… щенка?! Невозможно! Нет. Или ты выходишь за Арда, и пусть тогда уже он решает, как поступать с твоим… вот этим вот… – он обвёл ладонью область вокруг моего живота, – или я нахожу тебе хорошую ведунью, которая сделает всё тихо, быстро и в тайне.

Я вся заледенела. Сердце стучало так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Этот стук оглушительно отдавался в ушах. Гремел яростным набатом, складываясь в слова. Ни за что. Никогда.

– Тинна. Пойми же, что тебя ждёт, если Ард от тебя откажется. В тебя будут тыкать пальцами, называть продажной девкой. Везде, в последней лавке, последней лачуге будут полоскать грязным языком имя Рейборнов. Опомнись.

Я сидела молча, застыв. И в ответ на речь отца только покачала головой из стороны в сторону. Медленно и упорно.

– Да как же так… как же так?! Ты – беременна от этого подонка… и отказываешься это исправить?! Ты что, влюбилась в него, что ли? Да ты с ума сошла! Он же одержимый! Он опасен, а ты – ты попросту больна! Он тебя обесчестил, а ты и рада? Позволишь ему радоваться, что он натянул нос Рейборну? Обрюхатил его дочь? У тебя что, совсем нет гордости?

Отец вскочил. Зашагал по кабинету, нервно ероша волосы. Наконец гневно обернулся ко мне и закричал, наставив на меня палец:

– Нет! Никогда! Не воображай, что я стану кормить этого бастарда, отродье этого сукина сына! Или ты делаешь, как я скажу, или проваливай отсюда куда глаза глядят! Можешь сдохнуть в канаве вместе со своим щенком, но от меня ты помощи не дождёшься!

Ордонское лето совсем не походило на лето Диомеи. Прохладное, дождливое, туманное – даже сейчас, в середине дня. Мать Айлеса, нейди Иния Рамейо, любезно предложила мне посидеть на террасе, но, увидев, что я зябну и тщетно кутаюсь в шаль, принесла плед.

– Да точно, я и забыла, ты же уроженка Диомеи, – усмехнулась она беззлобно. – Вы, небось, в такое лето печки топить начинаете.

Я с благодарностью приняла пушистую тяжёлую ткань. Так и впрямь стало куда теплее, и я смогла расслабиться, вытянуть ноги и, неторопливо попивая чай, любоваться растущими в саду пышными бордовыми пионами.

Приходя сюда, в дом родителей Айлеса, я очень боялась увидеть их вне себя от горя. Ведь, пусть у них и были другие дети помимо Айлеса, сколько бы их ни было, потерять любимое дитя невыносимо. Но нейди Иния и нейд Вилес, кажется, успели немного примириться с волей богов.

Конечно, даже сейчас нейди Иния не удержалась от слёз, увидев меня на пороге – его бывшую невесту, несостоявшуюся жену. Слава богам, они не винили меня в смерти сына. Для всех Айлес был убит маньяком, сошедшим с катушек одержимым. Моим Сейджем. Моё участие и вина в том скрывались.

– И чего его понесло туда? – вздохнула мать, когда мы стояли у поминального алтаря у них в гостиной – украшенного цветами, толстыми белыми свечами и большим искусно выполненным портретом Айлеса.

Айлес на этом портрете выглядел совсем молодым, я помнила его таким в то время, когда училась в пансионате. Юный, с блестящими глазами, со светлой открытой улыбкой.

Сердце болезненно дёрнулось при мысли, что он погиб из-за меня. Очень хотелось признаться его родителям, повиниться, облегчить душу. Но этого нельзя было делать. Признания разбередят их рану, а облегчение принесут лишь мне.