– Что? – сухим без эмоций тоном задал вопрос и прирос к месту. – Какая статья?

– Сто тридцать первая, – первый отозвался Кум, но нелицеприятно я уже смотрел на Серегу, который попросту дернул меня сюда. – Дим, – учтиво продолжил Данил Алексеевич, но я жестко его перебил.

– Ты разве не в курсах, что по этим статьям вопросы не ко мне?! – начал басить в приемке, угрожающе приблизившись на шаг к Сереге.

– Я сам только десять минут назад узнал, Дрозд.

– Дроздов, послушай, – примирительно между нами с Кириленко выставил руку Кум. – Помощь нужна мне. Не сидельцу… – начал пояснять, когда я удивленно перевел глаза на Алексееча.

Только человек вращающийся в определенных кругах может знать кто такой опер следователь и на что он горазд. Начальник зоны стоит на одной ступени с Кумом. Не дай бог к такому попасться под горячую руку. Поломает. Вот, поэтому я никак не мог взять в толк, о чем Кум меня хочет попросить.

– Слушаю, – дал добро коротким кивком головы.

– Ситуация вышла из-под контроля.

Скривился и отвернулся, раздраженно выдыхая накалившейся воздух из легких, зная о том, как разрешаются внутренние разборки.

– Алексееч… – вспыльчиво сбросил капюшон с головы и пробежался пальцами по короткому ежику волос. – Не втягивай меня в это.

– Дрозд, – подступился ко мне командир, – я говорю, надо помочь! Эта не внутренняя грызня. На кой черт, я б тебя тогда вызвал? Но, этот гондон решил прибегнуть к защите со стороны. Он хуй выйдет отсюда раньше срока!

– В чем проблема? – из рук Кума принимаю папку в котором дело заключенного.

– Ничего нового. Как всегда устроили жесткую приемку и выбивали явки. Только вот на следующий день он в КПЗ пошел в полное отрицалово и попросил вызывать именно тебя. После дела Рожнецкого твое имя у многих на слуху, – последнее добавил тише и неопределенно пожал плечами, когда я поднял тяжелый взгляд на командира.

– Что ты от меня хочешь Алексееч?

– Ничего, – он расслабленно усмехнулся. – Ничего кроме того, что ты бы и сам сделал. Поэтому, прошу только об очной ставке с ним.

Коротко кивнул и больше не глядя ни на одного из своих собеседников развернулся и зашагал к допросной в ожидание очередного отморозка.

Лязг холодного металла замка и дверь нараспашку, чтоб пропустить вперед орестанта, предварительно стянув с него обручи*(наручники).

Я сидя за небольшим столом в пустом стандартном для этого места квадратном помещение три на четыре метра, сжимал фильтр губами и забивал терпким вкусом легкие до отказа. Стражи порядка оставили нас наедине и, только тогда я вдавил окурок в стеклянную пепельницу на столе и открыл его дело.

– Садись, – не наградив вниманием, отрывисто бросил ему.

– Трепаться не ваш конек? – хмыкнул он, панибратски выдав осипшим тоном.

Я вскинул голову, в упор натыкаясь на отталкивающий взор бледно-серых бесцветных шаров с залегшими под ними цветными кругами, в коих считывалась гнилая натура. Изменился в лице и одним своим непроницаемым выражением холодных глаз беспрекословно в жесткой форме молча его подчинял себе, очерчивая границы дозволенного.

– Язык прикуси… И, рассказывай! – твердо произнес и вновь равнодушно уткнулся в печатные буквы на листе А-четыре, прикрепленные к скоросшивателю.

– Прошу прощен…

– Ближе к делу!

– Меня развели как лоха, – первое на что начал жалобно давить гнида.

– Да ну? – с подковыркой неприязненно вырвалось из меня. – Как лоха говоришь? – иронично вздернул бровь и продолжал изучающе вчитываться в его дело. – Вот тут написано, что ты Загорский Андрей Васильевич отбываешь срок по сто тридцать первой статье УК РФ. Я ошибаюсь? – только после заданного мной вопроса, исподлобья вонзился в типа напротив.