— Насколько близких?

— По отцу, — без предисловий сообщаю я и жду вердикт. Этот ребенок. Он… Не знаю, как объяснить. Шанс для семени Андронова вырасти нормальным. В любви. В моей любви. И избавляться от него преступление против природы. Пусть даже самое его зачатие было противозаконно.

— Вы уверены, что это стоит обсуждать?

— Я просто хочу уточнить.

— Что именно, — поднимает она брови. – Его здоровье, если нет других связей ранее, не должно вас беспокоить. Тут скорее моральная сторона. Какого ему будет знать, что его рождение – преступление? Готовы ли вы сами жить с этим? — она поднимает руку на мой протест. – Гипотетически.

— Максим уже делает анализ на родство.

— А вам не кажется, что его нужно было сделать гораздо раньше, чтобы вот таких вот гипотетических вопросов не возникало.

Она, конечно, права. Первое, что мне нужно было сделать при встрече с Максимом, это собрать вещи и мотать на край земли. Не наивная ведь, понимаю, что та страсть, что сжигала нас, не могла пройти бесследно. Даже учитывая все обстоятельства. Сама осталась. Сама хотела. Теперь пора столкнуться с последствиями своего выбора. С самой, возможно, страшной ошибкой.

В кабинет, прерывая высокоморальную отповедь, входит медсестра. Дает лист гинекологу и та, бросив взгляд на него, сразу подает мне.

— Видите, вот здесь уровень ХГЧ. Он зашкаливает. Но для достоверности я предлагаю сделать узи.

-Нет, нет, — бросаю быстрый взгляд на дверь. Максим всегда отличался бесцеремонностью. Может зайти и не извиниться, а значит нужно все делать быстрее. Решение ничего не говорить Максиму о беременности созрело еще в тот момент, когда он ляпнул про аборт. И ни капли сожаления в глазах. Для него так же как для отца ничего не стоит оборвать чужую жизнь ради собственного удовольствия.

— Вы можете написать, что беременности нет.

— Зачем? – тут же хмурится она, и я вспоминаю закон пациента. В записях может быть указано или не указано о беременности. Это право пациента до того момента, пока он не встанет на учет.

— Просто ничего не пишите. Просто осмотр. Просто анализ крови. Не комментируйте то, что вы обнаружили, — встаю резко и киваю на записи. – Или вам нужны дополнительные…

Она сразу прищуривается. В пару строчек записывает результаты осмотра и отдает мне карту.

— Светлана Игоревна. Вам следует поторопиться с анализом. И если родственные узы подтвердятся, сделать анализ крови на патологию плода. Это нужно.

— Я понимаю. И спасибо вам за… — нравоучения? Не обидится ли? — За все.

Не подтвердилось.

Уже на следующий день перед самым вылетом домой Максим, победно улыбаясь, кладет передо мной анализ ДНК. В котором очень четко. Черным по белому указано, что общей крови между нами ноль целых один десятый процент. Ну то есть мы не брат и сестра. Мы никто, кроме разве что двинутых друг на друге любовниках.

И я даже не сопротивляюсь, когда Макс садится передо мной на колени и разводит мои ноги в стороны и вжимается губами в ткань трусов.

Он соизволил прикупить мне шмотья, чтобы не я появилась в клинике голой.

— Теперь ты довольна?

— А тебя волнует это? – усмехаюсь я, смотря только вперед на стол, где одиноко лежат результаты анализов и нетронутый бокал вина.

— Меня всегда очень волновало, чтобы ты была довольна, — смеется он глазами, носом проходится по намокшей ткани трусиков, руками захватывает мою грудь в тиски. Больно, но его касания как воздух. Даже грубые. – Лана, девочка моя.

— Нам вылетать через несколько часов, — опускаю я взгляд и тут же теряюсь. Рядом с ним все мои чувства обостряются лезвием, душа клокочет где-то в горле, а мозг откровенно плывет. Когда он так смотрит, ради него я готова снова лечь под Андронова, умереть.