И Вика, у которой, если уж не мозги, то инстинкт самосохранения работал на «отлично», быстро улепетнула в дальний конец зала, как говорится, от греха подальше.

Вокруг гремела музыка, народ выплясывал, будто в последний раз в жизни. А у меня это всеобщее веселье разве что раздражение вызывало.

Дожился… Ребенок еще толком и не вошел в мою жизнь, а я уже становлюсь каким-то занудным отцом семейства. Но как не силился влиться в активное празднование – не получалось.

«Мне нужно увидеть ребенка» – снова «обрадовал» Сашку. – «Обязательно. Без вариантов».

Пусть что хочет делает, а встречу нам организует.

Глянул еще раз на веселящуюся компанию сотрудников. И тихо, незаметно отминусовался с этого праздника.

***

Чем был ценен Сашка? Ну кроме того, что он – лучший друг.

Да тем, что невыполнимых задач для него практически не существует.

Вот и в этот раз, чертыхаясь и матерясь, высказав мне все что думает обо мне начиная со школы, в самых нелестных выражениях и с применением витиеватых, нецензурных выражений, он все же прислал сообщение куда и во сколько явиться для… – я аж судорожно сглотнул – для встречи с девочкой.

Не помню, как я туда доехал. И смутно помню, как тетки из соцзащиты инструктировали меня, что можно, а что нельзя говорить ребенку. Все что запомнил, это то, что пока нет экспертизы и решения суда, заявлять о том, что я возможный отец мне нельзя.

Я вошел в дверь кабинета, будто в пропасть сиганул. И встретили меня тут совсем не добрые и приветливые глаза.

Девочка прекратила рисовать какие-то там свои каляки-маляки, сдвинула брови и пристально посмотрела на меня. Слишком серьезно, для своего возраста. И от осознания, что не просто так у ребенка совсем не детский взгляд, стало тоскливо.

– Вы кто? – спросила она первая, ничуть не робея видя перед собой какого-то незнакомого дядьку в длинном пальто.

– Яся, это знакомый твоей мамы. – тетка с какой-то классической для ее профессии халабудой на голове, опередила меня. – Хотел с тобой поговорить.

Девочка еще раз просканировала меня пристальным взглядом и пожала плечами. Мол, валяй, разговаривай. Меня это мало интересует.

А у меня будто язык к небу приклеился. Ведь должен же я что-то говорить? Должен! А в голове – звенящая пустота. Уставился на ребенка и все.

– Меня зовут Лев. И мне очень жаль твою маму. – еле выдавил из себя я.

Яся лишь мельком взглянула на меня и снова будто интерес потеряла.

– А вы ее хорошо знали? – спросила неожиданно, не отрываясь от своего рисунка.

– Когда-то давно были знакомы. – даже не соврал я. – Общались, дружили. – Уточнение «дружили организмами» я предусмотрительно проглотил.

– Знакомые и друзья приходят в гости. А я вас вижу в первый раз.

Шустрая малая. Бойкая и быстро соображающая. Что это за друзья-то такие, которых и не видел никогда?

– Много лет назад, еще до твоего рождения, мы перестали общаться. – сформулировал я удобоваримую причину. Если этот ребенок все ж мой, я понятие не имел, как буду сообщать ей, под вот этим строгим, сканирующим взглядом, что я ее отец.

Девочка рисовала дальше, будто меня тут и не было. А я наконец-то «схватил за хвост» хоть одну рациональную мысль.

– Яся, тебе всего хватает? Может ты чего-то хочешь? – спросил и покосился на работницу соцслужбы – кто ж его там знает, как они с детьми обращаются? В моем представлении, интернат – это филиал ада в этом мире.

Девочка лишь отрицательно головой покачала. Но потом неожиданно остановилась, засопела шумно и подняла на меня ставшими пронзительными глаза.

– Я к маме хочу. – полоснули по сердцу меня ее слова.

– Понимаю. Очень хорошо понимаю. Моя мама тоже умерла несколько лет назад. – неожиданно признался, казалось бы, совершенно постороннему ребенку.