Больше всего было жаль картины, которые висели на стенах, — Павел с Динь покупали их вместе, в разные годы, в разных местах. Только то, что по-настоящему нравилось. Картин было штук десять, и Павел не увидел ни одной. А гвозди, на которых они висели, оказались выдернуты, и дырки залеплены интерьерными наклейками в виде кошечек и собачек.

Он понимал, почему Динь сделала это всё, и морщился от осознания, какое количество зла причинил своей любимой женщине. Никогда не хотел её обидеть, переживал не меньше, чем за себя, во всём поддерживал — а потом вдруг сломался и предал. Сергей Аркадьевич объяснил, почему так получилось, но оправданием для Павла это не являлось. Просто факт, с которым следовало жить и сделать из него выводы.

Павел сделал.

Ровно в половину второго Павел набрал номер Динь, и она сбросила звонок, но через две минуты уже выходила из подъезда. Собранная, серьёзная, и на Павла даже не посмотрела, села в машину, не поздоровавшись, пристегнулась и застыла, нахохлившись, как маленький недовольный воробей, комкая в руках вязаную бирюзовую шапку.

Павел сел на водительское место и начал выруливать со двора. Сейчас, когда Динь находилась рядом, в той же куртке и с той же шапкой, как и три года назад, ему чудилось, будто и не было ничего. И они по-прежнему едут на приём к Ирине Сергеевне… вместе.

— Какой адрес? — кашлянул Павел, внезапно вспомнив, что Динь говорила о смене врача.

Жена абсолютно холодным, даже морозным голосом назвала адрес, и Павел вбил его в навигатор. Пробок пока не было, значит, успеют даже раньше.

Всю дорогу Динь предсказуемо молчала, теребя шапку, и просто смотрела в окно на заснеженные улицы и другие машины. Раньше она часто улыбалась своим мыслям, но сегодня Павел ни разу не заметил на её лице улыбки. Динь была серьёзной и как будто… нервничала? Да, точно. Она же едет на УЗИ. Первое УЗИ, которое должно показать, была ли беременность маточной.

Внематочная беременность — это был один из самых страшных страхов Динь, и образовался он после того, как она полежала в больнице с девушкой, которую с трудом достали с того света из-за врачебной ошибки: врач на УЗИ диагностировал прикрепление плода в матке, а не в трубе, как в итоге оказалось, когда несчастную госпитализировали с дикими болями и кровотечением.

И Павел уже открыл рот, чтобы сказать жене, что всё будет хорошо, но — тут же захлопнул его, вспомнив о своём обещании молчать. Тем более что вряд ли его неловкая попытка утешить вообще будет воспринята адекватно. Из-за него, по-видимому, Динь была вынуждена прибегнуть к ЭКО (Павел так решил, поскольку клиника, куда они сейчас ехали, занималась именно этим) — а ведь раньше она категорически не хотела этого делать! — так что лучше бы ему помолчать.

Возле клиники была стоянка, и Павел припарковал машину там. Хотел помочь Динь выбраться из салона, но она вылетела наружу прежде, чем он успел среагировать. И помчалась ко входу в клинику. Павел проводил жену полным тревоги взглядом и вздохнул.

Как бы ему хотелось пойти с ней сейчас. Побывать на УЗИ, посмотреть на их малыша, послушать, что скажет врач, задать вопросы самому. Павел собирался участвовать в беременности жены, всегда собирался, но… теперь это не «их малыш», а только Динь, а Павел вынужден молчать и сидеть в машине, ожидая, когда Динь вернётся, и не задавая никаких вопросов.

Жена вышла из клиники через полтора часа, и, судя по лицу Динь, всё прошло отлично — она светилась, как новогодняя лампочка, глаза сияли, на губах застыла шальная улыбка. Павлу почти нестерпимо захотелось выскочить из салона навстречу, обнять Динь, закружить, поцеловать эту улыбку…