Лея старше Ари, но ненамного: года на два, на три. Я нажимаю на ее имя, но на ее страничке информации мало. В Инстаграме она поактивнее. В той соцсети можно увидеть маленькую девочку с крупными передними зубами – теперь уже с губками трубочкой и в майке на полпуза. Она больше не крепенькая, просто худая, ее длинные волосы собраны в хвостик, кроме двух прядей, обрамляющих лицо. Она похожа на певицу – все забываю, как ее зовут, – такую же миниатюрную, худощавую, с длинными волосами и темно-карими глазами.
Я смотрю на задний план на фотографиях Леи и пытаюсь заглянуть в ее комнату, в ее жизнь, но не вижу ничего, что привлекло бы мое внимание. Ничего, что рассказало бы мне еще что-нибудь о том, кто она или чем занимается. Многие фотографии на ее страничке сделаны за границей: и в больших городах, и на курортах. Вот Лея в бикини на пляже, а на другой фотографии она на Таймс-сквер с пакетом из «Сефоры», а вот она возле «Лондонского глаза» с пакетом с надписью «Гуччи». Всего шестнадцать лет, а уже объездила больше стран, чем я. Интересно, сколько раз в год она ездит за границу? И в каких гостиницах они останавливаются?
Я отодвигаю ноутбук и громко говорю самой себе: «Ну все, хватит». Завидовать другим – это не в моем стиле. Но сколько бы я ни напоминала самой себе, что им ведь наверняка приходится бороться со всякими проблемами, как и всем, – все равно не прекращаю фантазировать, каково это – быть ими.
А потом они все приедут в нашу гостиницу, и я собственными глазами увижу, действительно ли они так идеальны, как кажется. Может, мне сильнее всего не терпится увидеть все эти маленькие трещинки, при пристальном рассмотрении таящиеся под безупречной поверхностью. Ибо, конечно, они не идеальны.
Ничто в мире не идеально.
Сейчас
Воскресенье, 5 ноября 2017
Сайвар, сотрудник отдела расследований полиции г. Акранеса
В горе было большое ущелье, словно ее кто-то рассек надвое гигантским острым ножом. Сайвар скользил взглядом вверх по утесам, к краю обрыва на многометровой высоте над ним, и у него слегка ослабли колени. Упасть с такой высоты и остаться в живых было очевидно невозможно – доказательство чего лежало перед ним.
– Высоко же здесь падать, – сказал Хёрд, хотя это и так было ясно.
– Да. – Голос у Сайвара был хрипловат, и он откашлялся. И снова стал смотреть вниз, но на этот раз сосредоточил взгляд на своих ботинках и заморгал. Боязнь высоты преследовала его с тех пор, как он маленьким мальчиком увидел, как его друг упал со второго этажа дома. Они лазили и подбивали друг друга висеть на перилах балкона снаружи. Когда друг сорвался и упал спиной в кусты смородины внизу, Сайвар был уверен, что он разбился насмерть. К счастью, друг отделался переломом руки и парой царапин, которыми щеголял еще много недель.
После этого Сайвару долго снились сны, в которых он ощущал, как летит вниз, а вокруг вихрится воздух, – словно это он тогда сорвался, а не друг. Просыпался он, вцепившись мертвой хваткой в одеяло, иногда на полу, но чаще всего на кровати, в поту, с бешено колотящимся сердцем. И до сих пор он не мог находиться на большой высоте и не мог даже представить себе такую ситуацию без волнения.
Так что Сайвар сосредоточился на мертвом теле, лежащем перед ними. Издалека оно казалось частью окружающего ландшафта. Серая зимняя куртка придавала ему сходство с выглядывающим из-под снега камнем, но если подойти поближе, можно было увидеть тело в неестественной позе, чуть припорошенное снегом.
Он смотрел, как Хёрд наклонился и простерся на земле, а потом вынул фотоаппарат. Щелчки фотоаппарата диссонировали с мирным тихим пейзажем.