Ту историю с нашим расставанием мы больше не вспоминали и даже не затрагивали вскользь. В книгах и фильмах постоянно талдычат, что надо сесть и поговорить, а не замалчивать проблему, но это разговор ничего не даст, кроме болезненных ощущений. Так зачем ковырять палочкой затянувшуюся рану? Уничтожить рубец? Но он станет только больше!

Мы с Зоей не сговаривались заранее, однако так распределили обязанности, что каждый занимался тем, чем должен был. Зоя доверилась мне, и это приятно щекотало нервы, я из кожи вон лез, чтобы оправдать её доверие и не проколоться, хотя уверен, она бы поняла, если что-то пошло не так. Порой мне казалось, что Зоя даже этого ждёт. Подвоха. Даже не с моей стороны, а со стороны злого рока.

— Она слишком идеальна, — первое, что сказала мне она после знакомства с суррогатной матерью. — Наверняка что-то в ней не так.

— Может быть. — согласился я, понимая, что лучше не спорить. Попытайся я рассказать, что Юля вполне достойна доверия, что второй раз идёт на эту непростую работу, потому что понимает: таких денег ей не заработать привычным способом.

Не выпускнице детдома, долгое время бегавшей от учёбы как чёрт от ладана. Зато она оказалась заботливой матерью двоих детей, всеми силами старающейся, чтобы девочки не повторили её судьбы.

Всё это я рассказал Зое, чтобы успокоить. Но вышло наоборот.

— А она не заберёт моего ребёнка себе? Я читала, что по закону, пока родившая не подпишет отказ от младенца, он считается её.

— С чего бы это? — миролюбивым тоном спросил я. — Ты с ней сама говорила, не потянет Юля третьего ребёнка, а она и сама это знает, двух бы поднять на ноги.

Зоя сейчас уязвима как никогда, я мог бы привести ей сотни разумных доводов, почему её страхи беспочвенны, но она не поверит разуму. Только эмоциям, отражающимся в таким до боли родных глазах.

Последнее время я ловил себя на мысли, что хочу обнять и утешить её. Не как женщину, как ребёнка, подростка, впервые столкнувшемся с жестокостью взрослых «мудрых» людей. А на самом деле, самовлюблённых павлинов.

Но приходилось сдерживать порывы. Зоя только оскорбится, сейчас она легко возбудима, постоянно балансирует на тонкой грани между истерикой и попытками слушать разум.

Раньше, когда мы жили вместе, она тоже могла вспылить или, напротив, замкнуться в себе, но это не длилось долго. Зоя всегда была сильным солдатиком  в образе хрупкой балерины. Той самой, что шагнула в огонь, лишь бы быть вместе с любимым в сказке Андерсена.

Зоя их обожала, эти грустные истории, наверное, поэтому не верила в счастливый исход. Ещё раньше при знакомстве она заявила, что наши отношения, если они завяжутся, кончатся печально. Самосбывающееся пророчество от жрицы печального образа.

— Вот именно я с ней говорила, — упрямо твердила моя печальная балерина. — И когда она задала вопрос о том, легко ли отдать рождённое дитя, пусть и не твоё, эта Юля опустила глаза. Она один раз отдала, а второй сможет? Ты не знаешь, что такое бушующие гормоны, они бьют в голову и уговаривают на безумные вещи. Например, на то, чтобы воспитать и этого ребёнка. Сколько таких случаев, Олег?

— Мы будем присутствовать на родах, ребёнка сразу унесут, она даже не увидит его и подпишет отказ. Я найму психолога, который будет с ней беседовать до родов и напоминать, что благополучие её детей важнее чувств к чужому ребёнку. По условиям контракта я сам его создавал, комар носа не подточит, в случае нарушения обязательств она должна будет вернуть потраченную на неё сумму. Юля — разумная мать, она всё понимает.

Мы разговаривали у меня дома, куда я привёз Зою после очередной встречи с суррогатной матерью. Я видел, что балерина на пределе и вот-вот сорвётся, иначе бы она не согласилась приехать ко мне домой.