Резко прижимаю Лизу к стене, одной рукой обхватываю за талию, и слышу ее вскрик, уже почти слетая с катушек. Но тут же чувствую, как она начинает упираться.
Она теперь царапает мои плечи и мычит мне в губы.
Так же резко отступаю, вдруг понимая, что мы творим. Выпускаю девушку из плена своих рук. Тяжело дышу, она тоже.
В ее глазах теперь не злость, а растерянность… и страх.
Трогает губы. Мотает головой.
Черт.
Что на меня нашло?
Какого хрена, Вадим?
Какого, спрашиваю тебя, хрена?
Лиза оседает по стене, так и продолжая испуганно на меня смотреть. А я молча отворачиваюсь и выхожу из здания.
Ветер завывает между строениями, от пронизывающих холодом порывов рассудок возвращается. И то, что вырисовывается в голове, мне ни хрена, конечно, не нравится.
Первое, ты налажал, Вадим.
Жестко.
Если ты хотел обозначить – Лизе нечего ловить, то не нужно было срываться. Держать себя в руках надо было! Дома тебя ждут. Хочешь разрядки – вали к Злате.
Второе. За тот короткий период, что я снова узнаю Лизу, она каким-то образом умудряется прорасти в меня. Застревает так, что ужасно бесит. Так, что я желаю ее до пара из ушей. Несмотря на то, что осознаю – верить ей нельзя. Никак. Она искусно действует в своих интересах.
И третье. Сейчас она не играла. И этот поцелуй либо не планировала, либо. Либо… неужели я такой идиот, и она снова меня развела? Намеренно сделала так, чтобы я сам сорвался?
Прокручиваю в голове наш диалог, и ни черта не сходится.
И так же, как я совсем недавно радовался, что ни мгновения не помню из наших отношений, сейчас до одурения хочу все знать. Сам, а не по рассказам и очевидным фактам.
Отбросив из башки забивающуюся в мозг ерунду, я возвращаюсь в здание.
Да, ситуация отстой. Но размазывая мысли, ничего не решить. Мы приехали сюда работать, и то, что все вышло из-под контроля, ошибка. В первую очередь, моя.
Когда я возвращаюсь, Лиза сидит за столом, перелистывая отчеты. Ощущение, что она текст сейчас не видит – сквозь бумагу смотрит. Я присаживаюсь напротив, и как ни в чем ни бывало начинаю озвучивать проектные решения. Сначала она просто разглядывает меня, изредка поднимая взгляд. Но потом втягивается. Отвечает, предлагает.
Мы продолжаем обсуждать проект будничным тоном. Как будто только что я не набрасывался на ее сочные губы. А она не вжималась в меня, не выдыхала рвано.
Но что-то неуловимо меняется. В ее поведении. Да и между нами.
Теперь я и сам не отчитываю ее, желания нет. Прохожусь по спорным пунктам бегло, но от Лизы и так ни одного возражения. Молча записывает что-то в блокнот, а потом чертит и снова пишет. Карандаш по бумаге в тишине помещения разносится эхом.
Я наблюдаю за ней, за ее сосредоточенным выражением лица, за тем, как она поправляет выпавший локон, как хмурит брови и поднимает взгляд. И как ловит меня, зависшим на ней.
Поднимает брови, словно спрашивает – что-то еще? Качаю головой и теперь сам утыкаюсь в бумаги. Ну и какого меня так клинит теперь?
На финальном этапе доходим до того самого пункта, с которого все началось.
– Оставляем твои цифры, но вводим подпункт, – меняю я изначальную поправку, прикинув варианты. – Если на вторичном этапе погрешность превысит предел, возьми расчет из приложения.
Уже собираюсь перейти к следующему пункту, но Лиза подает голос:
– Я поменяю в расчете цифры. На те, которые ты… ты указывал сначала.
Поднимаю взгляд. Лиза же свои отводит.
Куда делась ее напористость? Смелость?
Не хочет спорить?
Побыстрее свалить мечтает?
Мы ни слова не говорим о произошедшем, но напряжение по-прежнему на максимуме.
– Лиза, – говорю, перелистывая документ. Откашливаюсь, в горле пересыхает. А потом продолжаю: – Твой способ тоже подходит. Просто оставь его.