Откинулся на пол, тяжело дыша, и закрыл глаза, которые безжалостно резал свет люминесцентных ламп.

– Зашибись. Теперь можно не бухать, – Никита сел на пол, аккуратно касаясь подбитой скулы, а я слизнул кровь с пульсирующей губы.

– Налей еще, – выпрямился, садясь на пол, и облокотился на колени, сгибая и разгибая сбитые костяшки. Брат поднялся и, налив бухла в уцелевший стакан, отпил, а потом протянул мне. – Спасибо.

Залпом опрокинул остатки и отставил стакан прямо на пол посреди вороха осколков. Принял у Никиты подкуренную сигарету и, схватившись за протянутую руку, рывком поднялся, жадно затягиваясь обжигающим дымом.

Стекло хрустело под ногами, и я прошел к админскому столу и сел на него, пока Никита по телефону вызывал уборщицу в кабинет.

Дожидались мы ее в абсолютном молчании. Так же в молчании ждали, пока она уберет осколки и вытрет разлитый алкоголь. И только после того, как за ней закрылась дверь, брат щелкнул замком и повернулся ко мне, давя прямым немигающим взглядом.

– Что, с бабой своей поссорился?

Поморщился, физически ощущая отвращение, когда в мыслях всплыло растерянное лицо Вероники.

– Давай не будем. Ты обещал, что мы нажремся. Спаивай, – ткнул недокуренной сигой в стол, ломая ее, и проигнорировал предостерегающий взгляд брата. Поднялся. – И приват. Пойдем закажем.


Темные стены подсвечивались неоновым фиолетом. Дым от кальяна делал воздух плотным и мутным, он резал глаза и стягивал горло как проволока. Но мне было похрен на раздражающую атмосферу, я был даже рад, что могу скрывать за ней пустоту своего взгляда.

Рыжая стрипушка вертела жопой уже пятнадцать минут, и вся ее одежда валялась на невысоком подиуме у противоположной стены. На ней остались лишь тонкие черные стринги и свет неона.

Но я ее не хотел.

Стук донышка бутылки привлек внимание: Никита поставил водку на стол, предварительно разлив по стопкам.

– Давай, брат, – поднял свою тару и отсалютовал, устало глядя в моё равнодушное лицо. – Все нормальные бабы – суки. За них!

Никита выпил, морщась от горечи, и потянулся к нарезке. А я как гребаный наркоман под дозой залип, вникая в его фразу. Хрень полная, но сейчас мне казалось, что она не лишена смысла.

Ника казалась мне нормальной? Да. А оказалась сукой? Да. В грудине кольнуло, и я влил в себя очередную стопку. Горло уже не протестовало, да и вкуса водки не чувствовал, поэтому закусывать не стал. Да мне и не дали бы, потому что на плечи опустились чьи-то руки, и я ощутил, как в нос ударил резкий запах чего-то сладкого. Стриптизерша скользнула руками по моим плечам, ниже, и склонилась к уху.

– Скучаешь?

И, не дожидаясь ответа, обошла кресло и встала передо мной, медленно извиваясь под музыку. Кожа, смазанная блестками, бликовала, стройное тело плавно двигалось, а я продолжал равнодушно взирать в лицо рыжей снизу вверх.

Сбоку донесся мужской голос, и я заметил подошедшего к брату охранника, который что-то сообщал ему с серьезным видом.

Моего подбородка коснулись пальцы с длинными когтями, и Лида, кажется, так ее звали, заставила на нее смотреть, повернув мою голову прямо.

– Я это исправлю… – чтобы это произнести, она наклонилась, не заморачиваясь, что голая грудь оказалась у моего лица. На это и был расчет, но мне почему-то захотелось отпрянуть. Потому что слишком хорошо помнил другую офигительно сочную грудь, которую успел изучить в первую нашу ночь с Никой.

Сука.

Член некстати отозвался, когда Лида развернулась ко мне спиной и медленно скатилась между ног к полу. Ощутила бугор и чуть приподняла бедра, будто насаживаясь на него.

Ты не кончил, Стас…