И эти глаза…

   Они огромные. Прожигающие насквозь так сильно, что вся кожа покрывается мурашками, а я еще сильнее отползаю к изголовью кровати. Буквально вжимаюсь в деревянную спинку!

   Шумно сглатываю ком в горле, опускаясь глазами на губы.

   Они такие же, как и все в нем. Крупные. Наверняка обладают такой же мощью, как и руки. Умеют сдавливать и порабощать… Насаждать свою волю заявляя о его власти…

   Лицо очень смуглое, как и вся кожа.

   Это, похоже, не загар. Такой его природный цвет.

   Скольжу взглядом ниже.

   Его кадык дергается, ходит ходуном.

   Несмотря на внешнее спокойствие его позы, спокойствием в нем и не пахнет.

   Там буря. Ураган.

   Он чувствуется во всем.

   И по тому, как сверкают его глаза. И как перекатываются налитые мускулы под белоснежной, плотно облепившей их рубашкой.

  А перед глазами тут же вспыхивают другие картины.

   Каменный пресс с выделяющимися кубиками. Грудь, которая под руками ощущалась, как раскаленный камень.

   Косые мышцы на бедрах, выпуклые, мощные, и…

   Нет! Черт! Вот об этом вообще не надо вспоминать! Как и о том, как его пальцы сжимали мои соски.

   Отмахиваюсь от вставшей перед глазами картины. Вздрагиваю так, что чуть не подпрыгиваю на кровати.

   Соски сами по себе сжимаются. Превращаются в камушки и начинают ныть…

   Я не об этом должна думать! А о том, что он мой палач, и никуда за ночь не делся! И не развеялся, как сон!

   Он зверь. Пусть он сейчас одет очень даже дорого и красиво, но под этой упаковкой скрывается дикое неистовство! Я-то знаю!

   И ничего хорошего это мне не сулит!

   – Проснулась?

   Его насмешливый и одновременно хриплый голос лупит по всем оголенным нервам.

   Ой, мамочки! Что будет дальше!

Он лениво отталкивается от двери.

   Но эта расслабленность только кажущаяся.

   Мышцы напряжены и играют. Это видно очень четко сквозь облепившую его тело ткань рубашки.

   Это дикая, опасная грация самого настоящего хищника. Она сквозит в каждом жесте. В каждом слове.

   Этим обманываться нельзя!

   В любой момент такой может наброситься и перегрызть горло!

   – Садись. Ешь.

   Только сейчас замечаю, что на столе накрыт завтрак. Только одна тарелка. Значит, он уже поел, пока я спала.

   Желудок сводит спазмом.

   Вроде вчера и успела съесть ужин.

   А все равно сутки без еды до сих пор дают о себе знать.

   Шумно сглатываю, прочищая горло.

   Надо радоваться, конечно, что утро начинается с завтрака, а не с каких-нибудь ужасов, которые обещают адские черти, пляшущие в его глазах!

   И тому, что он одет!

   Но!

   Он не отводит пристального, цепкого взгляда, от которого кожа и так покрылась гусиной кожей! Явно не собирается выйти и дать мне возможность поесть в одиночестве! А под простыней я абсолютно голая!

   И… Вспыхиваю, вспоминая, какие жалкие ошметки были на мне надеты в том клубе!

   Оххххх… У меня же совсем нет одежды!

   – Поднимайся давай. Или я что? Должен запихивать в тебя еду? Давай. У нас мало времени. Надо ехать . Дела.

   Каждое слово отрывисто и жестко. Напряженно.

   И лупит звуком его голоса прямо в них живота! Говорит, как расстреливает!

   Сжимаю пальцы на ногах.

   – Я…

   Озираюсь в поисках вчерашнего халата, но его и близко нет!

   – Я не одета!

   Выпаливаю, стараясь не смотреть в полыхающие бурлящей чернотой глаза!

   И все равно замечаю, как хищно они вспыхивают и чернеют еще сильнее!

   – Я что? Чего-то там не видел?

   Сжимает пальцы, которыми обхватывает скрещенные на груди руки. Скрипит челюстями.

   – Или у тебя там должно быть что-то принципиально новое? Не как у всех?

   Напряжение не просто повисает в воздухе.