- Итак! Всё по порядку! Срочно рассказывай! - велела мне Парамонова, которая разве что не припрыгивала от нетерпения на месте.

Пока мы ждали заказ, я поведала ей и о явлении мужа, и о том, что оставила с ним Алиску. Когда говорила об этом, в сердце кольнуло тревогой, потому я спешно переключилась на ту тему, которая совсем недавно казалась мне несбыточной. Развод. И стоило только Лерке закивать одобрительно, как раздался звонок от Михайлова.

Я с огромным трудом удержалась от того, чтобы не схватить телефон и не ответить на входящий вызов. Когда же прошло несколько секунд, подошла и тут же услышала на фоне надрывный крик дочери.

- Алиса голодна! - безо всяких предисловий заявил Михайлов, процедив эти слова в трубку.

- И что? Ты не сможешь её накормить? - поинтересовалась я.

- У меня ещё сисек не отросло, если ты не заметила! - рявкнул муж. - Тише-тише, сейчас мама придёт, - проговорил он следом, обращаясь к дочери, которая, судя по её крикам, вопила уже не первую минуту.

- Мама не придёт, - отрезала я, начиная злиться. - У мамы важные дела. А сиськи у тебя даже если и отрастут, можешь радовать ими Мари, но никак не Алису! Потому что в морозилке есть молоко, а в кухонном ящике бутылочки. Один раз дочь поест так, в этом нет ничего страшного.

Мне показалось, что в тишине, которая послышалась в ответ, было столько угрозы, что в любой другой ситуации я бы даже испугалась. Но не сейчас. Потому что не сделала ничего из того, за что могла бы испытывать хоть каплю вины, чёрт бы всё побрал!

- Хорошо, - ответил после паузы Михайлов и отключил связь.

А я, отложив телефон и чувствуя себя не в своей тарелке, проговорила, глядя на Лерку:

- Давай делами займёмся, чтобы я отвлеклась и мы с тобой встретились не без пользы, - попросила Парамонову.

Она кивнула и, открыв на мобильном каталог адвокатов, начала зачитывать вслух краткие резюме.

Вернулась я домой через два часа, справедливо посудив, что с одинарным кормлением Михайлов уж точно справится, а когда будет выставлен мною за дверь, я уже продолжу ухаживать за дочерью в привычном нам обеим режиме.

Как только вошла в квартиру, сразу поняла, что в ней есть кто-то посторонний. И, судя по разношенной женской обуви, что стояла в прихожей, это была, слава всем святым, не Марианна. Потому что в противном случае я даже не стану смеяться над её отвратительным вкусом, позволяющим надевать настолько растоптанные шлёпанцы, а просто выволоку за порог за волосы.

- Ещё можно пустышечку давать. А если не берёт, так мёдом смазать, - услышала я жуткие вещи, когда разулась и прошествовала в детскую.

Рядом с кроваткой, в которой мирно спала Алиска, стояли Кирилл и какая-то незнакомая мне женщина. А в самой квартире отчего-то пахло жжённым пластиком.

- Никаких пустышечек и уж тем более мёда, боже упаси, моя дочь употреблять не станет, - проговорила я, подходя к кроватке и оттесняя тем самым незнакомку.

- А я так, между прочим, трёх детей вырастила! - с вызовом ответила женщина, когда я, убедившись, что с дочкой всё в порядке, повернулась к ним и вопросительно взглянула на Кирилла.

Откуда он взял эту непонятную бабу, возраст которой вот так сходу было не определить, я не знала. Да и знать не желала. Неухоженная и какая-то злобная, она сразу вызвала у меня неприятие, которое отталкивало до мурашек.

- Я очень за вас рада, - соврала в ответ. - Кир, проводи её, пожалуйста, а потом вернись за вещами и поезжай домой.

Михайлов бросил на меня взгляд, полный агрессии, но просьбу выполнил. Они с дамочкой удалились из детской. А я, меж тем, прошла на кухню, где с ужасом увидела картину маслом. Дорогущие бутылочки были испорчены, видимо, толстой раскалённой иглой от шприца, которым Кирилл пытался увеличить дырочки на сосках. Молоко, так тщательно собранное мною и замороженное в специальных упаковках, валялось на столе и уже разморозилось… Так что его можно было теперь смело отправлять в мусорное ведро. Я чуть не застонала от вида этой вакханалии, которая лишь отчасти нарисовала мне то, каким вандализмом здесь занимался муж… А потом на смену горькой отчаянности пришла злость.