– Кажется, в доме кто-то есть. В окно выглядывали только что, – стоя у забора, полностью освещённый светом не выключенных фар, повернувшись к Штефану, сказал Виктор. На крыльце дома появилось свечение от керосиновой лампы и направилось к воротам.

– Тихо, Смородинка, тихо. Чего разлаялась на добрых людей? Свои ведь! Не узнала, что ли? – донёсся голос идущего во дворе, слабо освещённого тусклым светом хозяина дома.

– Это Муклай, – сообщил Штефан Виктору.

– Откуда ему известно, что свои, да ещё и добрые? – спросил Виктор.

– Он знает, Муклай уже всё знает. А добрыми становятся все люди, побывавшие когда-либо на этом дворе. Если даже злые были, то станут добрыми, – улыбаясь, с чувством гордости, что он – тот, кому повезло в своей жизни побывать в этом доме, ответил Штефан. Из темноты вышел старик-алтаец в накинутой на плечи телогрейке, одной рукой придерживая её спереди под воротником, в другой руке он держал керосинку. Увидев этого старика, Виктор тут же убедился в словах Штефана. Старик вышел один к незнакомцам, стоявшим перед ним в свете включенных фар машины, не зная цели столь позднего визита, и вообще, совершенно спокойно, подперев спиной створку ворот, мотнул головой в направлении дома, сказав лишь:

– Свет не забудь потушить, батарея сядет. Можешь не закрывать, никому она здесь не нужна.

И дождавшись, пока Виктор вернётся от машины и войдёт на двор, молча пошёл вперёд, освещая дорогу. Следуя за ним и Штефаном, Виктор думал о глазах этого маленького алтайского старичка. В них, маленьких, прищуренных, даже в темноте была видна, с большим перевесом, чем у него со Штефаном, вместе взятыми, невероятная сила. Огромная сила взгляда, способная заставить любой пистолет сделать осечку или пулю полететь совершенно не в том направлении, куда её направляет нажимающий на курок. Виктор ждал, что Штефан наконец-то начнёт разговор, но тот почему-то молчал. «Видимо, знает, как нужно себя вести здесь», – подумал он. Разговор начал старик:

– А я вас вчера ожидал, видимо, старость даёт о себе знать.

У Виктора по телу побежали мурашки и слегка поднялся волос на всём теле: «Будто к колдуну в дом попали. Ждал он нас уже, оказывается. Откуда мог узнать?»

– На целый день ошибся, или случилось чего в дороге? – произнёс дед, глядя на Штефана, но для получения ответа повернулся к Виктору.

– Да, была небольшая проблемка, но всё уладилось.

Дед пристально вгляделся в Виктора и несколько секунд разглядывал его. Затем, повернувшись к Штефану, сказал:

– Повезло тебе с ним, – Виктор понимал, что дед разговаривает через обращение к Штефану, который не понимает по-русски, с ним, и этим показывает уважение. – Я уже примерно понимаю, что произошло и что этот добрый человек сделал для тебя, – вновь по-русски обратился к Штефану дед. – Я скажу тебе, Штефан, что это будет большая и сильная дружба и много добра принесёт.

Виктор улыбнулся такому своеобразному общению с ним через непонимающего Штефана и сказал старику:

– Меня зовут Виктор. Должен ли я перевести на немецкий то, что вы ему говорите?

– Нет нужды в этом. Проснётся утром и всё поймёт сам. Он знает об этом. Я с его дедом покойным, Жорой, так раньше разговаривал, когда он русский плохо понимал. Меня зовут Муклай, собаку Смородинка. Всё остальное завтра.

Войдя в дом, в котором было две комнаты, Муклай предложил переночевать у него, а утром, если у Штефана будет желание, можно перейти в Жорин дом. Для Виктора Муклай пояснил, что Жорой он называл Георга, для простоты:

– Раньше так удобней было, а со временем прижилось. Во второй комнате вам на полу постелил.