Впрочем, сдаваться я не собиралась. Собрав по всей лаборатории необходимые ингредиенты и нацедив для опытов пару пробирок «Жгучей страсти», запрятанной в глубине кухонного шкафа, я изготовила пробный антидот – и, разумеется, потерпела неудачу. Словно в насмешку, зелье даже не сменило насыщенно-винного цвета.

Идея «мыслить как Красстен» и добавлять ингредиенты по наитию, а не по рецепту, тоже оказалась бесполезной. Антидот получался то зеленым, то мутным, то вонючим, а последний опыт по цвету и консистенции и вовсе напоминал жидкую глину. Я перетащила вниз все конспекты, сохранившиеся со времен учебы, но ничего похожего в них, конечно же, не было. По старым записям мне удалось сварить только зелье от головной боли и зелье от поноса, однако на «Жгучую страсть» они не оказали никакого эффекта.

В результате я впустую извела на бессмысленные опыты почти все запасы лаборатории Ноуров. Для новых экспериментов мне катастрофически не хватало ингредиентов, даже самых простейших, а у некоторых веществ, которыми в изобилии были уставлены длинные полки закрытых алхимических шкафов, давно истек срок годности. Видно было, что запасы реактивов не пополнялись уже много лет. В отличие от дома, лаборатория действительно была никому не нужна.

Перекрывая пламя в горелке, я отстраненно подумала, что лучше бы Красстен потратил деньги на то, чтобы привести в порядок семейную лабораторию, и проводил опыты здесь. Оборудование, стоявшее в доме Ноуров, было намного качественнее, чем треснувшие колбы, покосившиеся стойки и протекающие реторты, которыми приходилось пользоваться в кампусе. Но, увы, Красс всегда яро противился любой идее об аренде лаборатории вне Хелльфаста, утверждая, что только в столице у него под рукой было все необходимое.

Друг постоянно пытался усовершенствовать зелье, при случае дорабатывая его где и когда придется. В результате часть работ над «Жгучей страстью» и антидотом прошли мимо меня. Антидот – по крайней мере, ту его версию, которую я видела у Красстена, – он изготовил в ночь перед отъездом на кухне своего университетского приятеля, у которого жил последние несколько недель. Похоже, Красс что-то добавил или изменил в выведенной нами формуле, но – как всегда в своей гениальности – забыл рассказать об этом. И теперь я была вынуждена фактически придумывать все заново, раз за разом ошибаясь в расчетах.

Чего-то не хватало. Что-то было не так. В последний момент Крассу удалось добиться нужной реакции, но я понятия не имела, как именно он это сделал.

Будто ответом на мои невеселые мысли две из десятка пробирок с неудавшимися версиями антидота взорвались, лишь чудом не поранив меня мелкими осколками. Лабораторию заволокло едким дымом. Я спешно бросилась наверх, прикрывая рукавом нос и глаза от удушливых зеленоватых клубов. За спиной раздались еще два взрыва, и чутье алхимика подсказывало, что остальные зелья вскоре разделят незавидную участь нестабильных образцов.

Я с неохотой признала: это был полный провал.

Низкое вентиляционное окно лаборатории, специально спроектированное так, чтобы можно было открыть его снаружи, выходило на задний двор. Я широко распахнула створки, выпуская зеленоватый дым: лабораторию следовало проветрить, прежде чем вновь спускаться туда и оценивать произведенный ущерб. Дверь, нагреватель, теперь вот подвал – было ужасно стыдно за все разрушения, случившиеся в особняке Ноуров по нашей с Крассом вине.

Я всхлипнула от внезапно накатившей тоски. Неудачи – слабый диплом, отсутствие работы и жилья, Крассово зелье, по глупой ошибке связавшее нас с лэром Деймером Ноуром, проблемы с антидотом – навалились разом, почти раздавив непосильным грузом. До безумия захотелось опереться на надежное плечо. Найти кого-то, кто был бы готов разделить со мной эту ношу, кто помог бы, утешил…