– Дэн, не спорь, он прав. Я закончил.

– А я нет!

– Тебе никто ничего и не сказал, – говорит Олег и отходит чуть в сторону.

Определенно Денис нарывается на неприятности, я нутром это чувствую, только не понимаю, зачем. Если хочет быть выпоротым, то зря старается – Олег не станет этого делать. Изначально была между ними договоренность, что они не выносят это в тусовку, там не поймут, и статус самого же Дэна будет подпорчен, и я никак не пойму, зачем он в который уже раз так настойчиво лезет Олегу под руку.

– Олег… с ним точно все нормально? – но он только рукой машет – мол, не отвлекай меня, и я умолкаю.

Смотрю продолжение экшена и почти физически ощущаю, что Дэн вот-вот сорвется. Ну, со мной такое бывало часто – если кто-то мешал, или если я сама невпопад произносила какое-то слово или отказывалась выполнять какую-то его прихоть. Поэтому Дэн так любил всевозможные кляпы – заткнул мне рот, и все, делай, что хочешь. Наконец Дэн, видимо, выдыхается, потому что отбрасывает плеть, и вслед за ним это же делает Лера. «Вялые, непродолжительные аплодисменты» – так, кажется, говорят в театре, когда спектакль не пользуется спросом у зрителей? Север трогает тыльной стороной ладони спину Иры, что-то спрашивает, она что-то тихо бормочет, обвиснув на наручах. Историк помогает снять ее с креста, его нижняя приносит плед, а Дэн все сидит на земле, прислонившись спиной к стенке гаража.

Я вдруг думаю, что вокруг ведь соседи, а мы об этом как-то забыли, но потом отгоняю от себя эту мысль – ну, вот мне зачем это? Я здесь не хозяйка, мне вообще должно быть все равно.

Подходит разгоряченная экшеном Лера, щеки красные, глаза блестят:

– Ну, как?

– Ужасно… – выдыхает Лиза и, кажется, даже отстраняется от нее, не хочет, чтобы Лерка прикасалась к ней. – Я тебе вот при свидетелях говорю – со мной никогда…

– С тобой мы поговорим дома, – вроде бы ласково говорит Лера, но в голосе слышатся нотки угрозы.

Зря она так… Дэн так же начал, когда мы с ним плавно двинулись к финалу. Нельзя против воли, нельзя ломать психику, это очень опасно. Именно после подобного психологического воспитательного момента я оказалась в клинике неврозов и боялась даже собственного отражения в домашнем зеркале, которое, даже выписавшись, завесила тряпкой. Надо рассказать эту историю Лерке, пусть подумает. Когда человека заставляют ломать себя, то речь уже не идет о чувствах.

С точки зрения сторонников Д/с, ничего криминального Дэн со мной не сделал, некоторые сабы любят подобное и находят очень возбуждающим и «тематичным», но то – сабы… Мне же пришедший по смс в ресторане приказ сперва снять стринги и отдать Дэну через стол, а затем – приказ опуститься на колени под столом и осчастливить господина минетом оказались просто не по силам. Да, мы сидели втроем в отдельном кабинете, да, человек, обедавший с нами, тоже был тематиком, да, для Д/с это нормально. Но мне это все отвинтило голову. Я сделала все, что потребовал Денис, но всю обратную дорогу молчала, как молчала потом еще неделю, шугаясь от собственного отражения.

Ночами мне снился этот злосчастный ресторан, длинный стол, и за ним – множество знакомых и незнакомых мужчин, с которыми я вынуждена была проделывать эту процедуру раз за разом.

Поняв, что схожу с ума, я позвонила приятельнице-психиатру, и та меня скоренько госпитализировала, красиво обставив это как «нервный срыв, астенический синдром» – чтобы не пришлось ничего объяснять маме, потерявшей меня.

Денис, кстати, не сразу понял, в чем причина моей госпитализации, а когда понял, здорово испугался. Нет, не за меня, как могло бы показаться. За себя, любимого. Ну, еще бы – кому нужна маза со съехавшей крышей? Да и обвинений побоялся, что уж там, хотя и знал – я никогда не пойду в милицию, что бы он ни сделал. Как не пошла и потом, после той ночи в гараже, хотя Олег заставил меня снять побои и теперь держит эти справки в сейфе, о чем Дэн знает. И это гарантия того, что он не попробует больше. Хотя гарантия так себе…