— Метит на то же место, что и вы?

— Думаю, да, — помрачнел отец Юли. — Я несколько лет готовил почву, а тут… — он едва не плевался. — И ничего нет ни на него, ни на его партнеров. Хорошо прячутся. Чисты, как стеклышко, репутация безупречная, примерные семьянины.

Я рассмеялся, неожиданно язвительно.

— Насчет Ковалева я бы не был так уверен… — сорвалось у меня с языка прежде, чем я понял, что говорить это не стоило.

Отец Юли весь преобразился:

— Ты что-то знаешь? Говори!

11. Глава 11

Тимофей

Я уже пожалел, что позволил себе — и слова, и усмешку нехорошую. Хотелось бы никогда этого не говорить, держать лицо, но ведь я всего лишь простой смертный, со своими слабостями. Потерпел поражение там, где считал, что новые отношения станут для меня чем-то особенным, возможно, тем самым, чем не стали отношения с Юлей.

Я думал, что уже пережил неприятное, сосущее ощущение пустоты в груди, потому что прошел не один год, но вот снова промелькнули знакомые имя и фамилия, и я понимаю, что чувства на месте. До сих ощущаю себя проигравшим, которого уложили на обе лопатки и посмеялись над поражением.

Хотел бы я взять реванш? Безумно!

Так бы и выдал, что не все гладко в датском королевстве Ковалева. Но я же не просто так пожалел, значит, совесть еще не совсем потеряна. Осталось кое-что…

— Ничего такого, — покачал головой.

Однако отец Юли уже заинтересовался и пытливо смотрел мне в глаза, словно ощупывая взглядом лицо.

— Врешь же, — заявил он беззлобно. — Ты что-то знаешь. Сказал “А”, пора сказать и “Б” тоже!

— И что это даст?

— Как что, — пожал плечами тесть. — Пятно на репутации одного из ключевых партнеров Варфоломеева отбросит тень и на него самого. В таком деле главное — начать, а там и доброжелатели найдутся, и лодка даст течь, и утонет со всеми, кто в нее взобрался.

Какой неприятный, скользкий разговор!

Большой, успешный бизнес — жестокая и не всегда честная игра. Игра в политику — совсем грязная, бесчестная, беспринципная.

Я готов идти напролом, придавливая, кого надо, ради своего бизнеса, но не готов окунуться в дерьмо и трясти чужим грязным бельем.

— Допустим, вы узнали кое-что о Ковалеве, дали этому ход. В самых черных красках. Неужели вы считаете, что Варфоломеев не поймет, откуда ветер дует? Станет сидеть сложа руки? Нет, Семен Андреевич, так не получится. Бумеранг прилетит, и на свет вывалят грязное белье. Но уже нашей с вами семьи. Понимаете, о чем? Дочь наркоманка, гулящая, приплетут и срывы, и срачный развод, докопаются до всего! Докопаются даже до аборта, — скрипнул я зубами.

Только после этого отец Юли призадумался, потер подбородок.

— Да, ты прав, — сказал он.

Я выдохнул с облегчением: неужели отстал?

Но тесть выдал буквально в то же мгновение:

— Прежде, чем действовать таким образом, нужно хорошо подготовиться, подчистить все хвосты!

Черт, не на такой эффект я ожидал! Тесть же выглядел довольным, приобнял меня, похлопал по спине:

— Молодец, Сергеев! Не зря первые достижения — заслуженно только твои, и больше ничьи! Котелок-то варит… Горжусь. Я всегда мечтал о таком сыне и в какой-то мере ты им стал. О лучшем зяте я и просить не мог!

***

Мне стало ясно, что тесть затею в покое не оставит, обязательно докопается до сути. Но сначала подготовится, подчистит все, чтобы не облегчать Варфоломееву возможность достать его в ответ.

Мне пришла в голову мысль, что если тесть опрокинет ведро с помоями над головой Ковалева, заденет не только его самого, но и всю его семью — ребенка и жену, в том числе.

Милана…

Я запрещал себе искать с ней встречи, но сегодня, после окончания ужина, залез на заднее сиденье своего автомобиля и попросил водителя немного покружить по ночному городу. Пробок нет, красота… За окном мелькали пейзажи, от которых могло захватить дух, но я уже давно привык к этой роскошной, холодной красоте. Она совершенно не грела.