Сейчас мне не хочется думать, чего мне будет стоить эта попытка в будущем. Точно знаю, что встреча с прошлым не пройдет даром – сердце уже начало мучительно ныть, проснулись воспоминания, которые я так тщательно прятала в укромном уголке своей памяти, и тело словно ожило от долгого сна. И это только начало. Но я ведь с самого начала знала, на что шла, правда? С того самого момента, когда я держала в своих руках исхудавшую ладонь дяди Димы и обещала ему, что обязательно придумаю, как спасти любимый лагерь, а он мягко попросил: «Поговори с Кириллом. Он тебе не откажет», я знала, что для меня это не будет просто.

Что ж, дядя ошибся. Гордеев мне отказал. Но винить его за это я не могу – я для него никто, лишь девушка, которая когда-то клялась ему в любви, а потом бросила без объяснений. На его месте я поступила бы точно также. У дяди Димы было больше шансов спасти лагерь, которому он отдал тридцать пять лет своей жизни, если бы он обратился к Кириллу напрямую. А я только все испортила. Снова.

Глаза под закрытыми веками предательски пекут, но я не позволяю слезам пролиться. За пять лет я плакала более чем достаточно, а сейчас не нужно грустить: возможно, встреча с этим новым холодным и жестким Кириллом позволит мне, наконец, оставить связанные с ним воспоминания в прошлом и двигаться дальше. Без пустых надежд. Без сожалений. Без мучительных вопросов «А что если?». И без «Синички» тоже.

Следующим утром я встаю по будильнику. На автомате принимаю душ, надеваю джинсы и свободный джемпер, прячу вещи и косметичку в компактную дорожную сумку. Впереди у меня поездка на метро до железнодорожного вокзала, Аэроэкспресс и утомительный перелет на юг – как бы ни хотелось мне немного задержаться, чтобы хоть одним глазком взглянуть на достопримечательности столицы, в Краснодаре меня ждет дядя. Новость о том, что с его детищем, детским лагерем, нам все же придется расстаться, я должна преподнести ему лично.

Несмотря на ранний час метро кишит людьми. Проехав в тесноте несколько остановок до Белорусского вокзала, я поднимаюсь на улицу и, с любопытством глазея по сторонам, беру в уличном кафетерии кофе и круассан. Капучино оказывается приторно сладким, а выпечка – явно вчерашней. Но я проглатываю все до последней крошки, компенсируя своему желудку полное отсутствие аппетита накануне – вчера я так волновалась до и после встречи с Кириллом, что одна мысль о еде вызывала тошноту.

Выбросив в урну стаканчик и бумажный конверт от круассана, я собираюсь зайти в здание вокзала, чтобы купить билет на Аэроэкспресс, но внезапно где-то в недрах моего рюкзака начинает жужжать мобильный. Выругавшись, ставлю сумку на тротуар и лезу за телефоном, недоумевая, кто может звонить мне в такую рань.

Увидев имя и номер абонента, я недоверчиво таращусь на экран и едва не роняю трубку на асфальт. Господи, что еще нужно от меня Гордееву? Разве вчера он не сказал мне все, что хотел? А что, если он передумал? Робкие ростки надежды прорастают в моей душе, будоража разум. Может быть, он все же решил помочь дяде с «Синичкой»?

Досчитав до трех, я делаю глубокий вдох и отвечаю на звонок.

- Алло.

- Где ты? - раздается в трубке знакомый голос от которого предательски сосет под ложечкой и становится трудно дышать.

- Я… - рассеянно оглядываюсь по сторонам. - На площади рядом с…

В эту минуту, я, наверное, похожа на одну из подопытных собак Павлова, только вместо звоночка на меня воздействует голос Гордеева.

- Ты в Москве? - нетерпеливо перебивает Кирилл.

- Да.

- Двенадцать тридцать, - презрев банальные правила хорошего тона, чеканит он. - Ресторан «Анклав» в здании напротив моего офиса. Пообедаем и поговорим.