Ощущение от этой уверенности было не из приятных: а ну как у него сдадут нервы или он и вовсе решит, что вполне разумно будет убрать непрошенного свидетеля.

С ходу перепрыгнув через широкую лужу, я тут же, через пару шагов, угодил в другую – поменьше по размеру, но весьма подходящей для моих целей глубины. Холодная вода хлынула в кроссовку, так что взвыл я вполне натурально.

– Ах ты, черт! Да что же это делается! Йе-мое! – И дальше что-то совсем уж абстрактно-матерное, причем несколько невнятным тоном.

В голове у меня раздалось отчетливое хмыканье Стаса, вслед за которым последовала и ехидная реплика:

– А если, Малыш, у меня уши завянут?

Я проигнорировал это неуместное замечание, тем более что сразу за ним последовало одобрение Капитана:

– Хорошо, Малыш, правильный образ.

С громким вздохом облегчения я ворвался под арку и слегка пьяным голосом сообщил отступившему еще дальше в темноту силуэту бригадира-радиста:

– Дерьмо собачье, а не погода!

Он даже что-то промычал в ответ, а потом, после короткой паузы спросил:

– Слышь, братан, огоньку у тебя не найдется?

Проведя рукой по волосам и крякнув с досады, когда обнаружилось, что пакет нисколько не уберег мою прическу от дождя, я ответил, постаравшись, чтобы мой язык немного заплетался:

– Не-а, земляк. Не курю я. Ж-жена закодировала. У-уже год скоро б-будет.

Добавив для выражения чувств еще пару-тройку крепких словечек, я с пьяной целеустремленностью отвернулся к стене и стал ощупывать идущий на уровне пояса по всей длине арки кирпичный выступ.

Бригадир, как я заметил краем глаза, сделал пару шагов по направлению к выходу, но затем остановился. Решил, видно, разобраться до конца, что я за фрукт.

Тем временем я нащупал на выступе неповрежденный участок кирпича с относительно ровным краем и, зацепив об него край пробки, открыл бутылку.

Пиво было теплым, к тому же я изрядно взболтал его в руках, поэтому оно тут же с шипением полезло наружу, обдав мне руку вонючей пеной. Издав сокрушенный возглас, я тут же присосался к бутылочному горлышку.

Глотая исходящий газом горький напиток, я зафиксировал боковым зрением, что мой случайный собеседник чиркнул зажигалкой и закурил. При этом ничуть не озаботился явным противоречием между этим жестом и предыдущей просьбой дать огонька. Это хорошо. Это, во всяком случае, указывает на то, что мне он уже дал оценку и эта оценка не слишком высока. Я для него был тем, кем и стремился казаться – торопящимся то ли с работы, то ли с рыбалки работягой, уже успевшим хорошо набраться.

Ополовинив бутылку, я громко рыгнул и сообщил в пространство:

– Ух, хорошо!

После чего опять жадно припал к горлышку.

Когда я в последний раз пил пиво? Странно, уже и не упомнить. Наверное, в своей первой жизни – той, в которой я был обычным парнем, таким как все и даже женатым (но об этом лучше не думать – не сейчас, только не сейчас). Сколько прошло с тех пор? Я попытался вспомнить, но потом отбросил эти бессмысленные подсчеты. Дело не в месяцах и годах. Дело в прожитых жизнях – по одной на каждую операцию.

Неужели это – моя работа? Неужели за раскрытие очередной мрачной тайны я должен платить новой жизнью и новой смертью.

Мне сразу стало тяжело и тоскливо. Пиво наконец-то кончилось. Я аккуратно поставил пустую бутылку у самой стены. Когда я выпрямлялся, меня ощутимо качнуло. Похоже, я слишком погрузился в образ – очередной образ для нового задания. И это вам не маска, которую можно снять, когда заблагорассудится. Все, что ты делаешь, должно быть настоящим.

Я постоял, пошатываясь, потом широким жестом вытер рот и шагнул вперед.