Наша семья трещала по швам, и страшнее всего мне было осознавать, что рано или поздно наступит момент, когда мне придется выбирать: уйти с Лестрой в поисках иной жизни, или остаться здесь с Эмбер и обречь себя, скорее всего, на смерть. Ведь туман придет когда-нибудь и за мной. Он всех нас заберет.

Туман вечно голоден, как и мы.

Возвращаясь, я стала замечать, как смолкли и без того редкие трели птиц, а потом и вовсе за спиной треснула ветка. Пусть и не совсем близко, но все же. Не думая и не гадая, я сорвалась на бег. Конечно, пробираться по лесу с тяжелой корзиной, в которой лежала драгоценная добыча и с большой связкой толстых ветвей на плечах, было сложно, но страх гнал меня вперед и шептал - не жаловаться и не останавливаться, чтобы я не увидела и не услышала. И я бежала, спотыкаясь и сбивая пальцы на ногах.

Темнело быстро. Небо затягивали тяжелые тучи. Зацепившись ногой за хвост странного идола змеелюда, затянутого туманной дымкой, приостановилась, разглядывая его. В нашем лесу встречались такие резные деревянные статуи, но никто не знал, откуда они и для чего установлены здесь. 

Позади снова хрустнула трухлявая ветка. 

Это придало мне скорости. Мелькнула мысль - скинуть дрова, но первая упавшая на лицо капля дождя, заставила резко передумать. Крыша дома протекает, сквозняк со всех щелей в стене. Дом нужно отапливать, иначе Эмбер заболеет и зайдется кашлем.

Я неслась вперед, стараясь внимательно смотреть, куда наступаю, потому как, упав, я могла уже и не встать живой.

Запыхавшись я, наконец, добралась до тропинки, ведущей в старую часть нашей некогда большой деревни. До войны в ней проживало около тысячи человек. Крестьяне, охотники, мастера. Мы и поля сеяли, и урожай собирали, и в лес большими группами ходили. Мертвяки нас боялись. Носа из тумана не показывали. 

Мой отец отличным дровосеком был, уважаемым человеком. Мама обладала целительным даром, поэтому к нам в дом постоянно кто-то приходил. У кого рана, у кого хворь: мама никому не отказывала. В благодарность денег не брала, вот и несли нам гостинцы всякие, чаще съестные.

А потом на наше княжество напали соседи. Прииски им княжеские приглянулись. На южной стороне этих зелень уголь буквально под ногами валялся: только лопатой копни и в ведро засыпай. Пока жив был старый князь - жили мы в не худо, а как схоронили его, так взял власть в свои руки зять его. И начались наши беды.

Сначала перестали привозить продукты в обозах, что раньше были положены северным селеньям. Затем пришла весть о войне. Всех мужчин увели, оставили только стариков, мальчишек, да убогих. Мало, кто вернулся домой. А те, что нашли тропинку обратную, молчали о том, что видали и где были, и наотрез отказывались  уходить на юг, даже когда пришел лютый голод.

Папа слушать не желал о том, чтобы покинуть наше село.

Он злился, стоило Лестре или маме завести об этом разговор.

За моей спиной снова послышались неясные шаги и хруст ломающихся сухих ветвей. Обернувшись, я заметила маячившие тени. Перехватив удобнее вязанку и крепче сжав плетеную ручку корзинки, быстро, насколько могла, побежала мимо пустых заброшенных домов. Тут уже лет пять как никто не жил. Те немногие, что еще не покинули эти места, предпочли перебраться в дома в стороне от начала леса. 

Пробегая по размытой дороге мимо пустых полуразобранных строений, я держалась подальше от открытых ворот и проемов дверей, зная, что и там можно встретить нежданного гостя. Мертвяки настолько свободно себя здесь чувствовали, что нередко забирались в такие дома.

Добравшись до первой жилой улицы, наконец, перешла на шаг и выровняла дыхание. Нужно быстрее домой. Дождь усиливался, а простыть я никак не хотела. Спеша по дороге, заметила скопление народа и среди них знакомую черноволосую головку.