На просьбы зеков я, – как правило, – реагировал с пониманием. Тут мне пригодились навыки составления официальных бумаг, знание структуры нашей власти, здравый смысл и Уголовно-процессуальный кодекс.

Иногда я обращался к Исправительно-трудовому кодексу, – точнее, к его конспекту, составленному мною в нелегальных (из-за необъяснимой недоступности ИТК для зеков) условиях. Исправительный кодекс становился актуальным в тех случаях, когда начинали беспредельничать представители нашей администрации. Самый распространённый вариант такого беспредела – это закрытие зека в ШИЗО за нарушение, выявленное незаконным образом. Например, за какую-то «запретку» (заточку, самодельный кипятильник – «машину» и так далее), обнаруженную в тумбочке зека во время его отсутствия. Поскольку обыскивать и досматривать личные вещи зека ИТК разрешает только в присутствии их хозяина и двух (!) понятых, я без лишних слов доставал чистый лист бумаги и, от имени зека, писал жалобу прокурору области. Жалоба начиналась стандартно: «Прошу применить закон к прапорщику имярек, позволившему себе такого-то числа, такого-то года нарушить Исправительно-трудовой кодекс Украины. Речь идёт о попрании…» Ну и так далее, по статьям ИТК.

Зек собственноручно переписывал мою жалобу в трёх экземплярах: первый – для официальной отсылки через зоновскую спецчасть; второй экземпляр (с отметкой спецчасти) оставался у зека; третий экземпляр «выгонялся на волю» нелегально, через родственников, приехавших на долгосрочное (трехдневное) свидание. Понятливый читатель догадался, что третий, нелегальный экземпляр гарантировал доставку жалобы адресату, тогда как отметка на втором гарантировала зеку безнаказанность за незаконную переписку, спровоцировавшую претензии прокуратуры.

Первый экземпляр обычно пропадал, зато третий всегда доходил куда надо. Прокурор раздражался, устраивал набег на зону и разбирался с прапорщиками, операми, режимниками и «Хозяином» – начальником зоны. Конечно же, разборки всегда носили семейный характер и за пределы зоны не выходили. Тем не менее, все поименованные в жалобах лишались премий, после чего, скрипя от злости зубами, временно усмиряли свой служебный пыл. Вот и славненько.

О моей роли в таких скандалах (спасибо стукачам) зоновское начальство знало, но никогда меня не трогало. Опера по-прежнему обходили меня стороной, а линейные прапорщики послушно следовали их примеру. Например, демонстративно, на глазах других зеков, отказывались выворачивать мои карманы. При переходе из промзоны в зону жилую никогда меня не шмонали, – хотя шмонать положено всех зеков без исключения. При шмонах на бараке выворачивались все тумбочки; все, кроме моей. Когда я лежал в санчасти, а рядом кто-то напивался, в трубочку прапорщика-контролёра дышали все пациенты; – и тоже, естественно, без меня.

Скорее всего, таким нехитрым образом мусора пытались дискредитировать меня в глазах зеков, имея ввиду уменьшить количество жалобщиков и размах «правозащитной деятельности» на зоне. А может, ни на что такое мусора не надеялись. Возможно, они тупо выполняли приказ «кума», который, как и раньше, продолжал считать меня скандальным идиотом, с которым лучше не связываться. Ну, и ладно.

В один из обычных, приятных своей предсказуемостью дней, исчез начальник отряда майор Чайкин. Среди зеков пополз слух: у майора отобрали пропуск и скоро будут увольнять. И не просто увольнять, а с позором, скандалом и волчьим билетом. Ого.

Надо сказать, что мой непосредственный начальник был личностью неординарной. С одной стороны, он пресекал любые проявления непорядочности и глупости у зеков; а с другой – крайне негативно относился к нарушениям закона представителями зоновской администрации. У спецконтингента майор пользовался реальным авторитетом, а с коллегами находился в постоянной конфронтации, что не мешало ему плевать и на то, и на другое. Между тем ни мусора, ни зеки не считали Чайкина эдаким бесстрашным Робин Гудом, забывшим о собственной карьере ради торжества абстрактной справедливости. Вся зона прекрасно знала о его могущественном родственнике – дяде-генерале МВД, который прикрывал любимого племянника во всех его конфликтах и даже продвигал по службе. И вот теперь с таким реликтом что-то случилось. Но что? Как? Почему?