Я впал в очередной творческий запой. И когда в один прекрасный день обнаружил, что в холодильнике кончились даже яйца и запасы консервов, я понял, что выход на улицу – в мир людей, неизбежен.

Походы в магазин были для меня особенно тягостны, потому как ел я исключительно ради того, чтобы не отрубаться в самый неподходящий момент. Эта необходимая обязанность – снабжать свой организм пищей, выводила меня из себя, особенно в те дни, когда я был всецело погружен в работу. Само ее приготовление было испытанием, а уж добывание...

Окинув разложенные на полу эскизы и начатый холст, словно оставляемых мною сирот, я вышел-таки за провиантом.

Парадная показалась мне чудовищно холодной, словно где-то под лестницей поселилась Снежная Королева и усердно промораживала толстые стены старого фонда. Приглядевшись получше, я обнаружил на стенах ледяную корку, перила же вообще выбеливались сверкающим инеем.

Решив, что коммунальщиков следует придать суду святой инквизиции, я осторожно спустился вниз. Не без труда отворив примерзшую дверь, вышел в чистый морозный день, и тут же был ошарашен новым приступом галлюцинации.

По запорошенной набережной шел мой Псоглавец. В длиннополом синем пальто, с торчащими в разные стороны ушами. Он обернулся в мою сторону, сбавляя ход и глуповато моргнул, а потом, запахнув поплотнее пальто, поплелся дальше, прямо в сторону ничего не подозревавшего Невского.

Следует ли говорить, что до магазина я так и не добрался? Не помня себя, я залетел в мастерскую, закрылся на все замки и, спрятавшись под любимым клетчатым пледом, просидел в своем убежище до следующего утра.

6. Глава 4. Секция "психология".

Наутро пришла мысль о том, что с этим галлюцинаторным бредом надо что-то делать. Мой давно неисправный компьютер был похоронен под кипой бумаг, на телефоне треснуло стекло и единственным источником информации мне теперь служили друзья или книги.

К друзьям с такой щекотливой темой я обращаться как-то побоялся. Оставались книги. Я понял, что выволочь себя на улицу все-таки придется и, минуя все видения, добраться до «Дома книги».

Рядом с моей мастерской располагался довольно большой и уютный книжный, но я отчего-то предпочитал старый пафосный «Дом книги».

Для похода в «священное место» я даже откопал в шкафу приличный свитер. Обрядившись в него, словно в доспехи, я вышел на улицу, уже предвкушая очередную галлюцинаторную напасть. Но город встретил меня своим всегдашним бряцанием, гулом и галдежом. Шагающие по его улицам люди выглядели вполне обычно, светофоры работали исправно, троллейбус, подъехавший почти сразу, тоже показался мне вполне реальным.

Несмотря на то, что расстояние от моего дома до дома, в котором располагались книги, было незначительным, я воспользовался так кстати подкатившим транспортом. Очень уж хотелось проверить, не кроется ли какого-нибудь подвоха в этой кажущейся обыденности.

Троллейбус двинулся, натужно скрипнув дверьми. Я сунул руку в карман, поняв, что кошелек остался в толстовке. Кондуктор успел настигнуть меня еще до того, как мы подъехали к остановке. Когда мне в лицо выплюнули внушительную порцию нелицеприятных выражений, я окончательно понял, что действительность гораздо реальнее, чем мне того хотелось. Грубый напор кондуктора выдворил меня из троллейбуса, как только открылись протяжные двери.

До Дома книги я доплелся в окончательно подавленном состоянии, меня словно развеяли по ветру, разбавили скипидаром, сточили, как карандашный грифель. Я слонялся меж полок, будто слепец, не в силах сосредоточить свое внимание ни на одной секции. Брал в руки случайные книги, зачем-то пролистывал их и ставил обратно на полку.