– Откуда вы знаете?

– Просто видел, как они выходили как раз в тот момент, когда я пытался попасть внутрь.

– А что вы сами-то делали в таком злачном месте, позвольте спросить?

– Тебя искал, – просто ответил он.

– Так, ладно! – сказал я, вставая с дивана, на который меня заботливо уложили. – Как вы это провернули? – я изобразил руками нечто неопределенное. – Если все, что я видел, не было сном, то… То… это магия какая-то! Волшебство!

– Пожалуй, что и волшебство, – согласился мой спаситель.

– Но это же невозможно! Такого просто не бывает!

– А синие Псоглавцы бывают? А вот этакие нимфетки с васильковыми крылами и цветами вместо волос? – он взял в руки одну из последних зарисовок, валяющихся на столе.

– Это всего лишь мои фантазии. Они существуют только на бумаге.

– В самом деле? – мой собеседник вперил в меня колкий немигающий взгляд, и я почувствовал себя неразумным дитятей.

Мне стало ясно, что этот с виду мягкий, дурашливый Санта читает меня, как открытую книгу.Да это и немудрено, ведь вся моя душа расписана в этой пыльной комнате весьма красочно и безжалостно подробно. Чудаковатые, неземные женщины и мужчины, мифические потусторонние животные, нелепая ассиметричная архитектура и запредельные пейзажи, в которых обитал весь мой разнообразный паноптикум, как нельзя лучше иллюстрировали мой внутренний мир.

– Искусство – это всегда душевный стриптиз, – озвучил мои мысли Олег Владимирович. – Но тебе абсолютно нечего стесняться, твоя душа красива и даже поразительно чиста, как это ни странно.

– Ой, давайте без моральных оценок, – грубо отрезал я, чувствуя, что вот-вот раскисну. – Как вы сделали эту дверь?

– Нарисовал, – проговорил Олег Владимирович так спокойно, будто речь шла о походе в булочную.

– Вы надо мной издеваетесь? – страдальчески проныл я, уже начиная понимать, что не добьюсь удобоваримых разъяснений.

– Отнюдь, мой друг, отнюдь! Я скорее поражаюсь твоей несообразительности. Хотя гусеницы в бабочек тоже не без труда превращаются, – сказал он шепотом совсем уж непонятное, затем встал и принялся разгребать заваленный планшетами угол в моей мастерской. – А вот он! – воскликнул мой чудаковатый друг, доставая Псоглавца, – Очаровательный пес! Жду, жду с нетерпением знакомства с ним и со многими другими, созданными тобой персонажами. Ты ведь не станешь отрицать, что сначала он тоже был просто нарисован, как и та дверь, через которую мы ушли из клуба. Ты его нарисовал, а через какое-то время увидел на улице города. Так?

– Так, – сглотнул я, начиная понимать, куда он клонит.

– Ты, верно, думаешь, что я тебя тут мистификациями балую? А я скажу, что это, пожалуй, и есть настоящее волшебство, истинно правдивое и чистое в своей простоте. Оно совершается ежедневно, сотнями людей, не осознающих, что творят его. Эта простая и порой незримая магия оставляет след на всем, к чему они прикасаются, не только своей рукой, но и мыслью.

– Вы что же, волшебник?

– Я всего лишь человек, способный творить. Но творить для меня почти то же, что и колдовать. На самом деле, многие люди могут делать то же самое, – проговорил он вкрадчиво, установив на свободный мольберт ожидающего чуда Псоглавца.

– Сомневаюсь я в этом. Для большинства людей ваша магия запредельна и недоступна.

– О-о-о, – усмехнулся мой собеседник. – Магия общедоступна, как и русский язык. Скажи, многие владеют им в совершенстве?

– Ну, я точно не владею.

– Что же тебе помешало?

– Не знаю даже, – я глуповато поскреб свой давно не стриженый затылок, – наверное, упорства не хватало. Видимо, я лентяй.

– Я бы так не сказал, – хмыкнул Олег Владимирович, обводя взглядом заваленную работами комнату. – Думаю, сухие правила грамматики были тебе недостаточно интересны. А интерес важен, – поднял он палец к потолку. – Очень важен. Все, к чему мы испытываем стойкий и неподдельный интерес, рано или поздно поддается нашему упорному натиску и раскрывается во всей своей первозданной сути. Так же и с магией. Желание постичь ее природу и нацеленность на результат – вот, что требуется для сотворения чуда. Ну и, конечно, вера, здесь она имеет огромное значение. Если в существование грамотных людей пока еще верят, то с волшебниками дела обстоят иначе, – Олег Владимирович резко встал, и стул издал надрывный протяжный стон, выведший меня из трассового состояния.