– Ой! – Она не смогла удержаться от восклицания.

– Выходи! – Иван щелкнул замком ремня безопасности.

Кора вышла, осторожно ступая по зеленой непримятой траве, огляделась.

На какой высокий холм они попали! Прямо перед ними, внизу и впереди до самого горизонта, простиралась безоглядная ширь полей с редкими перелесками, покрытая безупречно округлым куполом неба. Солнце щедро освещало всю эту красоту, время от времени скрываясь за облаками. Все представлялось нереальным, расстояния перепутались, казалось, все видимое пространство можно уместить на ладони, только руку протяни. Это какой-то оптический обман: ты знаешь, что такого быть не может, но вот оно, здесь, прямо перед тобой.

– Смотри! Я в детстве влюбился в это место, будто бы знал про него. Там, откуда я родом, все по-другому. Но мне сказки рассказывали про него, про волшебство! Будто бы у того, кто доберется сюда, кому оно откроется, у того вырастают крылья, он становится другим, сильным и всех плохих побеждает, разумеется! – Иван улыбнулся своим детским представлениям о жизни. – Ну, или именно здесь понимает, чувствует, что сам он нечто большее, чем просто человек, и что небо вовсе не абстрактное понятие. Небо… оно с тобой… или в даже в тебе.

Иван говорил просто, в его голосе не было никакой торжественности, но все это звучало как исповедь.

– Мама тебе такие сказки рассказывала? – спросила Кора.

– Мама?… Нет… Да! Крестная мама. Но я не ожидал, что когда-нибудь увижу это наяву, почувствую и… не разочаруюсь.

Ветер рванул, взвился, поднявшись снизу, с полей. От сильной струи воздуха одежда вздулась, пропуская его внутрь, к самой коже. В детстве с подружками с ветром в салки играли. В городе не бывает такого, а в деревне у бабушки – ветру простор. По дороге вдоль поля бежишь, то от него, то к нему, ощущаешь его сопротивление как игру: то слабее он, то как дунет да под одежду проберется – хохочешь. А от чего? От свободы, что ли. Будто пьянит тебя. Она ведь уже и забыла это ощущение. А сейчас как явь это всё перед ней. Кора на секунду закрыла глаза, голова тут же закружилась. Она инстинктивно ухватилась за руку Ивана и чуть наклонилась, глядя вниз.

– Отсюда можно упасть, – сказала она шепотом.

– Я не дам тебе упасть.

Его поцелуй оказался нежным и резко контрастировал с объятьями. Иван словно хотел вдавить ее тело в свое, слепить их вместе. Затем он развернул ее и прижал спиной к себе, как будто ему было важно, чтобы они вместе видели то, что так поразило его.

Они стояли молча несколько минут, не двигаясь.

В кармане куртки Ивана завибрировал мобильник.

– Матушка… – тепло улыбнувшись, сказал он, доставая телефон, но увидев номер, протянул удивленно: – Василий?..

Кора не поняла, почему Иван резко замолчал, и, конечно, приняла это на свой счет: как это у мужчин бывает – порыв души, как порыв ветра. А прошло – будто и не было.

Обратно Иван гнал всю дорогу, только в городе сбросил скорость и уж совсем медленно въехал на улицу, где стоял дом художника.

Кора закрыла глаза. Всё… Она потянулась к ремню.

– Не отстегивай! – она вздрогнула от резкого тона Ивана.

Машина будто вплывала в русло улицы и неестественно медленно через лобовое стекло прорисовывалась картинка: две милицейские иномарки и черный джип у ворот дома, за забором люди в форме и в обычных костюмах, матушка Мария в гуще этих людей выделяется монашеским одеянием.

Заслышав шум мотора, матушка спокойным шагом подошла к калитке и резко подняла вверх большой крест с груди… Никогда Кора не видела у матушки Марии такого страшного лица…

Иван со всей силы утопил педаль газа в пол, и машина с визгом сорвалась с места.