Марк величественно кивнул.

– Благодарю, дуплекарий. А теперь к делу, пожалуй? Ты не против, если мои соратники-пехотинцы по очереди опробуют технику, которую я им показал?

Силий поспешно замотал головой.

– Ах нет, от них вряд ли можно ожидать успехов прямо сейчас. Думаю, для начала достаточно сделать по кружочку легкой трусцой.

Марк кивнул и, метнув на Корнелия Феликса взгляд, увидел, что декурион тоже одобряет это решение – опять-таки с насмешливой улыбочкой на губах. Центурион повернулся к добровольцам, мысленно взвешивая таланты каждого, что шагнул вперед из тунгрийских когорт, желая попытать удачу в роли кавалериста. В глаза бросилась до боли знакомая физиономия, и пока Силий возился с кем-то из новичков, Марк приблизился к пехотинцам и легким хлопком по плечу вызвал человека из строя.

– Шрамолицый? Я и не знал, что ты умеешь сидеть в седле. Если на то пошло, я вообще подозреваю, что ты поклялся кому-то глаз с меня не спускать, а там будь что будет. Ну да ладно. Ты лучше скажи, ты и впрямь способен держаться верхом? Или мне в любую минуту надо ждать, что ты вот-вот сломаешь себе шею?

Солдат зарделся, но все же выпятил грудь, с вызовом встречая насмешку.

– Центурион, я ведь из деревенских, еще во-от таким щеглом научился скакать во весь опор. А что касается твоих намеков… Ты ведь не собираешься носиться по здешним холмам без нашего пригляда, я надеюсь?

– «Нашего»?..

Шрамолицый стал окончательно пунцовым, но уже не от смущения, а скорее от праведного гнева.

– Хочу напомнить, центурион, что ты ведешь себя диковато, если не сказать хуже. Причем с самого первого дня, как появился в нашей когорте. Все лето напролет ты будто нарочно бросаешься из одной мясорубки в другую, ничуть не задумываясь о судьбе тех, кого тащишь за собой, не говоря уже про ту девчонку, что вздыхает по тебе в Шумной Лощине. У нас в Девятой все как один уверены, что ты одержим тягой к смерти, так что мы договорились сберечь тебя живым хотя бы до зимы. Но из всех наших я один умею держаться в седле, так что…

Он умолк, заметив, что Марк уже не слушает, а глядит поверх его плеча, да еще отчего-то усмехается.

– Может, ты и прав, Шрамолицый. А может, и нет…

Солдат обернулся и увидел, что за спиной выжидающе стоит Кадир. Марк вздернул бровь.

– Ты тоже записался в няньки, Кадир?

Тот помотал головой, не забыв укоризненно взглянуть на Шрамолицего.

– Вот молодец, успел-таки подгадить. Стоило на минуту оставить тебя наедине с центурионом, как ты возьми все ему и выложи. Иди-ка лучше посиди на лошадке, а мы тут потолкуем.

Весь красный и пристыженный, солдат шмыгнул в строй дожидаться своей очереди на задерганную кобылу, а Марк подарил опциону недоумевающий взгляд.

– А ты-то какими судьбами? Что, в нашей Девятой сыскались новые офицеры тебе на замену?

Кадир дернул плечом.

– Я всего-то намекнул трибуну, что умею держаться в седле. Он и решил, что лучше нам побыть некоторое время рядышком. Посох мой он отдал Морбану, теперь его очередь лупить солдат промеж лопаток, а Трубач отныне будет дважды в день протирать тряпочкой сигнум, которой таскал Морбан.

– Умеешь держаться в седле, говоришь? И насколько хорошо?

Кадир усмехнулся, и Марк поймал в его лице искорку глубинной уверенности и спокойствия – нечто, чего он еще никогда не видел за все те недели, что они провели вместе после первого знакомства в порту Арабского Городка.

– Да так, держусь, не падаю…

Что-то позади Марка привлекло внимание хамианца, и у него аж челюсть отвисла.

– Великая Атаргатис! Давненько я такого не видывал!

Марк обернулся и сам еле сдержал смех. Готовый уже взорваться великан-германец в крайне неловкой позе сидел на кобыле, которая выглядела окончательно замученной. Центурион даже обошел вокруг этой пары, чтобы полюбоваться зрелищем. Впервые с момента гибели Руфия на его лице появилась настоящая улыбка.