Бункер был небольшой. Стены действительно исписаны краской: кто-то нарисовал формулу эквивалентности массы и энергии, ниже огромная надпись: WTF? Куча других надписей, попроще. На полу пустые бутылки, пивные банки, упаковки от чипсов. Посреди помещения кто-то установил выкорчеванный пень: получился обеденный стол. Вокруг большого пня располагались пеньки поменьше: стулья.

– Не поленились же сюда тащить, – хмыкнул Рома. – Алкоголики.

– Ну наконец-то. – Крупковский достал фляжку. – Кто будет?

– Я за рулем, – сказал Дима.

– Нет, спасибо, – сказал Рома.

– Давай, чего ты! Немножко!

– Не-е… – протянул Рома.

– А ты, Аня?

Аня помотала головой.

– Остались только мы с тобой, Вовчик, – сказал Крупковский.

Мы расположились возле обеденного пня, Дима достал походные рюмки. Из фляжки в рюмки полился коньяк.

– Когда еще в подземном бункере выпьем. – Крупковский был очень доволен.

– Щас я вас щелкну, – сказал Рома. – Поставьте-ка рюмки на пень. Ага. Готово. Теперь возьмите их в руки.

Мы чокнулись и выпили. Сразу стало теплее. Помню, как здорово все это казалось. Пусть немного игрушечно: какие мы к черту диггеры. Но вокруг были друзья. Рядом был сын. Настоящее приключение. К тому же появился первый материал для книги. Что-то такое начинало формироваться. Пустота и заброшенность. Темнота и одиночество. Попытка найти в этой вечной темноте кого-то рядом: общее для всех чувство. Когда Влад испугался голосов впереди, он в первую очередь подошел ко мне. Это было здорово. Может, он хотел взять меня за руку, как тогда, когда был совсем маленький, но постеснялся.

Влад сидел на пеньке рядом и пил минеральную воду. Я потрепал его по волосам.

– Что? – засмеялся Влад.

– Все хорошо, – сказал я.

– Давай еще по одной, – предложил Крупковский, – и погнали.

– Эй, вы там не напивайтесь. – Аня хмыкнула. – Кто вас тащить будет?

– Точно не я, – заявил Рома.

– Я уже представляю, как мы пьяного Крупковского на себе тянем в кромешной тьме, – сказал Дима.

– А он отбрыкивается, – сказал Рома.

Все засмеялись.

– По одной и все. – Крупковский налил. – Обстановочка такая, надо выпить, верно, Вовчик?

– Как скажешь.

Мы выпили.

Когда коллеги узнали, что у меня рак, Крупковский на долгое время выпал из моей жизни. Не звонил. В больницу не приходил. Наверно, боялся. Пришел уже после операции вместе с другим моим коллегой, Виталиком; не решался смотреть на меня. У меня была замотана бинтами шея после лимфаденэктомии. И половина головы после энуклеации глаза. Наверно, страшное зрелище. Я только отошел после операции. У меня открылась ликворея, и врачи боялись, что я заработаю менингит. Но опухоль убрали, и я радовался как ребенок. Это было прекрасно: знать, что в тебе нет этой мерзости. Я болтал, шутил, подначивал. Крупковский что-то бубнил в ответ, прятал глаза. Было ясно, что ему страшно. Я ткнул его кулаком в плечо: эй, ты чего? Я не умираю. Все будет хорошо. После этих моих слов он, кажется, немного расслабился. Но все равно надолго пропал – опять. Тогда многие вдруг исчезли из моей жизни. Некоторые потом появились – но все это сильно потом. Не думаю, что они плохие люди. Просто это, наверное, страшно: глядеть в глаза человеку, про которого ты знаешь, что он скоро умрет, и говорить с ним как ни в чем не бывало. Не знаю, смог бы я в такой ситуации. Мне сложно судить.

Рома заглянул в больницу разок, помог мне с переездом в другую палату. Иногда звонил. Не так чтобы часто. Но у него жена, поэтому я не обижался. И это его: до-о-о, оно не изменилось. Дима с Аней приходили в гости. Дима иногда звонил, интересовался. Но, во‑первых, к тому времени он уже уволился с предприятия, а во‑вторых, мы не так уж долго были с ним знакомы по сравнению с остальными. Он пришел на предприятие позже других. На какое-то время я оказался в человеческом вакууме. Поначалу, конечно, злился, потом – перестал. Яна была рядом. Дети в больницу не приходили, но это я им не велел: в отделении опухолей головы и шеи можно увидеть очень неприятные картины. Мужчина без носа. Старушка без куска верхней челюсти. Тонкая и худая как смерть девушка с выпученными глазами. Не стоит им на это смотреть. Мы общались по скайпу. У меня в больнице был планшет, а домой мы купили недорогую веб-камеру. Майя любила показывать мне в эту камеру свои рисунки. Это были чудовищно прекрасные каракули четырехлетнего ребенка. Влад стеснялся и бормотал, отводя глаза: выздоравливай, пап. Мама рассказывала, как правильно питаться. Овощи обязательно. Побольше овощей. И конечно, все они рассказывали о случаях выздоровления безнадежно больных; мама встречала множество подобных случаев по телевизору.