Он мог бы купить также маленькую армянскую мастерскую по ремонту обуви, примыкавшую к пивной, и стоящий напротив киоск с водкой и сигаретами, и еще многое. Но он никогда бы этого не сделал по одной лишь своей прихоти. Дело в том, что Луков был вором в законе и одним из хранителей воровского общака. Товарищи называли его Лука.

В определенном смысле он был очень порядочным человеком, если не считать, что в тринадцать лет стал вором. Луков люто ненавидел власть. С тех пор, как трое громил энкавэдэшников ночью вошли в его дом и увели отца. Именно в тот момент, когда близкий и любимый человек, добрый, веселый, щедрый, в последний раз обернулся на пороге и грустно подмигнул ему, именно тогда маленький Ваня понял, что нечего искать в этом мире справедливости, а надеяться нужно только на себя.

А так он ничего не имел против людей, не был ни подлым, ни мстительным. Это, конечно, заметили и оценили. Со временем стали доверять ему не только деньги, но и тайны. Иван Сергеевич никогда не пренебрегал молодежью, и это тоже пошло ему в зачет. К нему тянулись не только старые воры, но и молодняк из тех, что строил мир по-своему.

Он был хранителем несметного богатства. Морщинистые, покрытые синими татуировками урки, лощеные мальчики с мобильными телефонами, бритоголовые «быки» – все одинаково нуждались в надежной воровской заныке, которая подсластит горечь трудных времен.

Так что деньги в воровскую казну шли. Луков знал лучше всех, как нужно их хранить, как разумно распоряжаться, как по возможности приумножать. И всякий был уверен, что к его-то рукам ничего не прилипнет.

В тот апрельский день Иван Сергеевич проснулся как обычно, после девяти. Спал он не очень хорошо, поскольку ночью пришел тревожный сон – будто провожает он в дорогу людей, передает им в вагон чемоданы, тепло прощается и вдруг остается один в совершенно пустом городе. Проснулся, несколько минут глядел в потолок, пока не понял с облегчением, что это был только сон.

Он встал, съел сосиски с черным хлебом, запил слабым чаем. На улице мела косая метель, асфальт был мокрым. Иван Сергеевич решил, что сегодня наденет меховую шапку.

Он купил на проспекте несколько газет, чтение которых решил перенести в пивную. Время было раннее, народу собралось мало, но все равно у краника стояла небольшая, медленная очередь. Пиво не спеша струилось через узкую медную трубочку в кружки, народ терпеливо ждал, пока осядет пена. Все понимали, что спешащим людям здесь делать нечего.

Рядом шептались двое работяг из малярной бригады, что преображала фасад близстоящего гастронома. Иван Сергеевич выслушал новость, что в магазинах под видом куриных окорочков продают ляжки каких-то жаб-мутантов, которые в несметном количестве развелись в канализации Чикаго.

Разговор быстро перестал интересовать его, поскольку голова была занята другими вещами. В городе готовились крупные перемены, к которым Луков имел прямое отношение.

Несколько месяцев назад наконец созрело решение – переводить опийных наркоманов на героин. Не всех, конечно, а по возможности. По всем расчетам это выходило и выгоднее, и безопаснее. Все предстоящие мероприятия были закодированы под общим названием «Снегопад». При всей нелюбви воров к шпионским штучкам, использование кодового слова оказалось удобным.

Героин и раньше появлялся в городе, но привозили его обычно какие-то шальные парни, срывали быстрые деньги и исчезали. Теперь следовало упорядочить и этот сектор тайной экономики.

Однако дело требовало серьезных вложений. Немалые суммы уйдут на то, чтобы оплатить серию милицейских операций по закрытию цыганских опийных точек. Цыгане уже много лет пропускали через себя подавляющую часть маковой соломки и марихуаны, перерабатывали и продавали, а милиция, отчаявшись с этим бороться, в конце концов просто вошла в долю. Так что дело предстояло нешуточное и недешевое. Как-никак, старый уклад ломать.