– Ваня, – ткнул меня кто-то в бок.

Я сел и увидел Нору.

– Который час? – вырвалось у меня.

– Пять утра, просыпайся.

– Зачем?

– Будем работать.

– В такую рань? – удивился я.

– Да, – мрачно ответила Нора, – да, боже, как я виновата.

– Что случилось? – недоумевал я.

Нора сдвинула брови:

– Лера умерла, та самая, что приходила к нам вчера утром. Перед смертью она успела позвонить мне на мобильный. Я схватила трубку, спросонья не понимая, кто и с какой стати трезвонит. А оттуда голос такой ровный: «С вами говорить хотят».

Элеонора воскликнула:

– Да в чем дело, черт возьми!

И тут же услышала очень тихий, прерывающийся голос.

– Убил… он… найдите… он!

Потом раздалось бульканье, звон и снова бесстрастный голос спросил:

– Вы Валерию Ермилову знаете?

– Встречались! – машинально буркнула Нора, которой было неприятно вспоминать случившуюся с ней истерику.

– Это она вас сейчас вызывала, – пояснила женщина, – очень просила, вот я и дала ей трубку.

– Что случилось? – подскочила Нора.

– Умирает она, – объяснила собеседница, – не жилица совсем, может, час какой протянет.

– Кто вы? Где Валерия? – быстро спросила Нора.

– Так из Склифосовского я, – сказала тетка, – с улицы ее привезли, с черепно-мозговой травмой. Подробностей не знаю. Может, хулиганы напали, а может, кирпич на голову упал.

– Кирпич на голову упал, – повторил я, – она так и сказала, уходя: «Завтра нас просто может не быть под этими звездами. Вдруг кирпич на голову упадет».

Раскаяние, охватившее Элеонору, не описать словами. Не слушая моих совершенно разумных высказываний на тему «сейчас еще очень рано», она выпихнула меня на улицу, велев:

– Как только узнаешь в клинике подробности, сразу звони.

Я направился к машине. Утренняя свежесть пробралась под куртку, по спине прошел озноб. Может, кто-нибудь просто подшутил над Элеонорой, а Валерия сейчас мирно спит в своей кровати? Встречаются иногда люди, обожающие идиотские шутки!

Но в Склифосовского мне сразу подтвердили: да, ночью сюда привезли Валерию Ермилову, и она умерла. Никаких проблем с установлением личности покойной не было. Она сама сумела назвать перед смертью свое имя, а в ее сумочке лежали документы: паспорт, права и парочка квитанций.

Все подробности мне излагал хмурый доктор. Повертев в руках удостоверение сотрудника «Ниро», врач стал еще более мрачным.

– Что она говорила перед смертью? – спросил я.

Доктор взял со стола скрепку и, ломая ее, ответил:

– Да ничего, мне уже ничего.

– А с кем она общалась?

– Поговорите с Ингой Вадимовной, это наша медсестра.

– Это возможно сейчас сделать?

Врач кивнул и, взяв телефонную трубку, буркнул:

– Зайди.

– От чего она скончалась? – не успокаивался я.

– Черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью.

– На нее правда кирпич упал?

Доктор пожал плечами:

– Не уверен, что именно кирпич, но увечье нанес тяжелый предмет.

И тут в кабинет вошла женщина лет пятидесяти с суровым выражением на лице.

– Этот человек из милиции, – сообщил доктор, – у него к вам вопросы.

Врач встал и ушел, не попрощавшись.

– Слушаю, – продолжая стоять, проронила Инга Вадимовна.

– Я не из органов, представляю частное детективное агентство.

– Мне все равно, откуда вы, раз Геннадий Петрович велел ответить на вопросы.

– Валерия Ермилова…

– Она умерла.

– Что она говорила перед смертью?

– Ничего.

– Но она позвонила нам по телефону.

Лицо Инги Вадимовны стало более приветливым.

– А-а… да! Это ваш номер я набирала? Но там ответила женщина!

– Это моя хозяйка. Значит, Валерия перед смертью пришла в сознание?

Инга Вадимовна кивнула:

– Да. Я снимала с нее одежду, а она вдруг так четко произнесла: «В сумочке визитка и мобильник, позвоните скорей».