Богатый, пользующийся влиянием туземец иногда сам непосредственно вовсе не желает попасть на почетную должность судьи, и в этом случае, сам оставаясь в стороне, оказывает нравственное и денежное давление на пятидесятников, проводя в народные судьи преданного ему туземца при помощи которого, пользуясь растяжимостью толкований шариата, надеется в будущем с избытком вернуть затраченные деньги.
Выборное начало привело к тому, что на должность народного судьи стали попадать только люди богатые или их ставленники, в большинстве случаев по своим нравственным качествам недостойные судейского звания, не знающие шариата, а потому попадающие под влияние муфтиев, аглямов, мирз, которые руководят или, вернее, эксплуатируют их в свою пользу. Получив с обеих из тяжущихся сторон приличную мзду и желая угодить той и другой стороне, эти лица запутывают их дело до того, что составленное под их руководством решение не поддается никакому толкованию, двусмысленно и отвлеченно. Подкуп выборщиков, или пятидесятников, делается чрезвычайно хитро и преследовать это зло нет никакой возможности. Израсходовавшись на подкуп, народный судья старается потом с лихвой вернуть все затраченное, и вся тяжесть этой лихвы обрушивается на головы его противников по выборам, отсюда следуют нескончаемые жалобы на притеснения, вымогательства и проч. При партийной вражде трудно установить, где ложь и где правда, и поэтому Областному Правлению для восстановления истины приходится по таким жалобам дознания направлять к следователям; при таком направлении дела возникает вопрос – устранять ли обвиняемого от должности или оставлять; в первом случае кандидат, домогающийся утвердиться в должности народного судьи, при посредстве своих сторонников не поскупится на средства к достижению своей цели, во втором – обвиняемый народный судья может со своей партией иметь давление на свидетелей в свою пользу. По освобождении же обвиняемого от следствия и суда начинается расправа его с противниками, а там – опять бесконечные жалобы. Таким образом, в каждом сельском или аульном обществе есть две партии – одна со стороны народного судьи, другая со стороны его кандидата, которые вечно враждуют между собою.
Как основным законом, так и последующими дополнениями народным судьям была оставлена слишком большая компетенция, контроль же над его деятельностью сведен до минимума. При существовании в мусульманской юридической литературе бесчисленного множества частных толкований на каждый отдельный вопрос права народный судья может постановить какое ему вздумается решение на основании существующих или несуществующих положений шариата, лишь бы не превысить свою и без того громадную власть[258]. Проверить судью нет никакой возможности, так как он пишет в решении, что наказание определено «по шариату», не отдавая отчета, какой книгой шариата и каким ее указанием он руководствовался в данном случае. Только решения, постановленные с превышением власти, подлежат внесению в Окружный Суд для отмены по инициативе Начальника уезда.
Определив высший предел власти народных судей, применение этой власти в каждом отдельном случае закон предоставил на усмотрение самого судьи. Надо обладать в высокой степени развитой справедливостью, чтобы через все свои решения провести одну систему назначения наказаний, имея в виду, что определение меры взыскания зависит еще и от общественного положения обвиняемаго. Отсюда конечное явление – произвол, между тем как каждый шаг русского мирового судьи определен существующими законами.
При наличии громадной власти, предоставленной народным судьям и отсутствии контроля нельзя верить в беспристрастие судьи при решении дел, когда, например, задеты интересы его родственников, не говоря уже о корысти или личных расчетах. Страх населения перед народным судьей велик, но особенно народный судья страшен для туземцев из-за присяги. Те времена, когда ограничивались одним словесным удостоверением известного факта, миновали; для подтверждения слов стали прибегать к клятве, каковой в народном суде является очистительная присяга. Среди туземцев находятся сотни людей, которые за известное вознаграждение соглашаются присягать ложно. Такие туземцы называются «матагамами». Боязнь получить скверное звание «матагама» сделала то, что порядочный туземец боится присягать даже за правое дело в доказательство своего иска. Опасаясь назначения народным судьей очистительной присяги, туземец готов перенести дело в русский суд.