– Светка, обещай, что никому не расскажешь…

– Обещаю. Хотя тебе ли не знать, что я не болтушка…

Рыжикова опять создала затишье, а потом на одном дыхании, точно боясь передумать, выпалила:

– Мне кажется, что мой дедушка очень-очень плох!

Света от неожиданности покачнулась на табуретке и пребольно дернула себя за светлую прядь:

– Наталья, ты в своем уме?!

– Вот видишь, я так и знала! Даже ты не хочешь меня выслушать!

– Наташ, – подруга сбавила тон, ее насторожило смятение в васильковых глазах. – Я только вчера видела Сергея Васильевича, мы в магазине встретились. Он был, как всегда, свеж и бодр, и даже напевал про степь, которая кругом! Твой дедушка совсем не выглядел больным!

– Я и не говорила, что он болен! Наоборот, только медосмотр прошел, здоров, как бык!

– Тогда какого черта ты почти хоронишь живого и здорового человека?!

– Ничего подобного! – Синева в Наташкиных глазах подозрительно задрожала. – Ты же знаешь, я обожаю деда! У меня с ним отношения лучше, чем с матерью!

Светлана все еще недоумевала.

– Ну и в чем же дело? С чего ты взяла, что Сергей Васильевич чуть не при смерти? – Устало спросила она.

– Я не говорила, что он при смерти, я сказала, что он плох… Только не так, как ты думаешь. Он… какой-то не такой, понимаешь? Словно что-то грызет его изнутри… Боюсь, он… он сходит с ума!

– По-моему, ты перезанималась. Говорят, стресс во время сессии – лучший друг студентов! Или книжек перечитала. – Решительно заявила Резникова.

– Ага! Кабы так, сбылась бы мечта всех преподавателей нашего родного филологического факультета!

Света минуту подумала и вынуждена была признать, что усердие никогда не входило в число Натальиных добродетелей. Если совсем честно, вообще не понятно, каким ветром ее неусидчивую и деятельную подругу занесло на филфак. Училась она с трудом, перебиваясь с троек на четверки, да и читать не особенно любила. Вот у Светланы все обстояло иначе: книги были ее постоянными спутниками – она то проглатывала их в мгновение ока, то смаковала каждую страницу, как иные знатоки наслаждаются хорошим вином, поглощая его глоток за глотком, и никогда не пресыщалась. Словно подтверждая сию истину, Наташка заметила:

– Ты – другое дело, если б у тебя шарики за ролики заехали на книжной почве, все было бы в порядке вещей!

– Спасибо на добром слове, – усмехнулась Резникова. – Но не сворачивай тему. Я хочу знать, почему ты прицепилась к своему чудесному деду?

– Хочешь верь, хочешь, нет, но его гнетет тайна. – Наталья наклонилась ближе к подруге и перешла на шепот. – Причем началось все давно. Я еще маленькая была. Дед летом постоянно ездил на рыбалку, куда – не помню, но привозил обычно очень много рыбы, делал из нее тарань, потом друзьям-приятелям раздавал, а остатками на местном рынке приторговывал: не для прибыли, конечно, больше для развлечения да чтоб пообщаться с такими же поклонниками удочки и крючка, как он сам. Хотя ты и сама знаешь, он ведь, бывало, неделями пропадал. Из одной такой поездки дед привез странный сверток: округлый предмет, завернутый в плотную темную ткань. Мне как раз лет десять было, и я захотела посмотреть, что там, но дедушка очень рассердился, отобрал эту штуку и строго-настрого запретил мне лезть к ней. Впрочем, я бы и не смогла, потому что он ее спрятал.

– Куда? – Света неожиданно для себя увлеклась рассказом и тоже зашептала.

– Не знаю. Скорее всего, в сейф в своей комнате.

– Откуда у вас сейф взялся? Вы вроде золото – брильянты дома не держите. Или я чего-то не знаю?

– Дед приволок и установил у себя. Он же всю жизнь строителем работал, много всяких штук в дом тащил, мастерил что-то… Еще мать ругалась: мол, всю квартиру хламом завалил. Тогда дедушка перенес свои находки в сарай, дома только сейф и остался…