– Я чувствую себя… точно в ловушке, – проговорила она, опустив голову, зарыдала и более не произнесла ни слова.

Мерлин погладил ее растрепанные волосы.

– Для твоего теперешнего недуга отдых – лучшее лекарство, Игрейна. А сны – вот верное лекарство от твоих невзгод. Я, повелитель снов, пошлю тебе видение, и оно исцелит тебя. – Друид простер над ней руку в благословляющем жесте и ушел.

Молодая женщина гадала про себя: что, если мерлин и впрямь что-то с нею сделал, или, может быть, всему виной чары Вивианы… что, если она все-таки зачала ребенка от Горлойса и выкинула плод, такое порою случается. Игрейна даже вообразить себе не могла, чтобы мерлин подослал к ней людей подмешать ей в пиво каких-нибудь трав или зелий, но что если он в силах достичь того же при помощи магии и заклинаний? И тут же подумала: пожалуй, все к лучшему. Горлойс стар, она сама видела призрак его смерти; или она хочет в одиночестве растить его сына? Когда в тот вечер Горлойс вернулся домой, ей вновь померещилось, что за его спиной маячит зловещая тень, предвестник смерти: над глазом – рана от меча, лицо осунулось, искажено отчаянием и горем. Игрейна отвернулась от мужа – ощущение было такое, будто ее обнимает мертвец.

– Ну, право же, радость моя, не горюй ты так, – успокаивающе проговорил Горлойс, присаживаясь на кровать рядом с нею. – Я понимаю: ты расхворалась, чувствуешь себя совсем несчастной, наверное, по дому и по дочке соскучилась, но осталось уж недолго. У меня есть для тебя новости: ты только послушай – и все узнаешь.

– Неужто совет близок к тому, чтобы избрать наконец короля?

– Возможно, что и так, – отвечал Горлойс. – Ты слышала, какая нынче на улицах суматоха царит? Так вот: Лот Оркнейский и северяне отбыли восвояси, они наконец-то вполне уразумели, что Лоту Верховным королем не бывать – раньше солнце и луна одновременно взойдут на западе! – и уехали прочь, а остальные остались исполнять то, чего, как мы знаем, пожелал бы Амброзий. На месте Утера – а я ему так прямо и сказал! – я бы не стал разгуливать в одиночестве после заката; Лот уехал злой и обиженный – ни дать ни взять дворняга, которой хвост отрубили, а насколько я его знаю, он вполне способен подослать к Утеру человека с кинжалом.

– Ты в самом деле считаешь, что Лот попытается убить Утера? – прошептала она.

– Ну, в бою ему против Утера не выстоять. Кинжал в спину – вот это скорее по-лотовски. Я отчасти доволен, что Лот не один из нас, хотя, принеси он обет мира, я вздохнул бы с облегчением. Клятвой на святых мощах не пренебрег бы даже он, впрочем, я бы и тогда за ним приглядывал, – отозвался Горлойс.

Когда супруги легли в постель, Горлойс потянулся к жене, но та, покачав головой, оттолкнула его.

– Еще день, – проговорила она. Тот вздохнул, отвернулся и почти тотчас же заснул. Дольше отказывать ему не удастся, подумала про себя Игрейна, и, однако ж, теперь, когда она опять увидела за спиной мужа зловещий призрак, на нее накатил ужас. Игрейна внушала себе: что бы ни случилось, ей следует оставаться покорной женой для этого достойного человека, что был к ней так добр. Но в памяти вновь возникала комната, где Вивиана и мерлин камня на камне не оставили от ее уверенности, мира, спокойствия. В глазах молодой женщины вскипали слезы, но она сдерживала рыдания, опасаясь разбудить Горлойса.

Мерлин обещал послать ей сон, дабы исцелить ее от горя, однако же все ее горести как раз со сна и начались. Игрейна боялась заснуть, страшась, что следующий сон развеет то жалкое подобие мира, что у нее еще оставалось. Ибо Игрейна знала: это видение разобьет ей жизнь, если сама она такое допустит, обратит в пыль все ее обеты. Даже не будучи христианкой, она выслушала достаточно проповедей, чтобы понять: это, в представлениях священников, смертный грех.