Но Игрейна ничего против не имела. Такова их участь, чему быть, того не миновать. Хотя она поверить не могла в то, что судьба велит ей предать Горлойса вот так бессовестно, прямо здесь. Сон про великую равнину словно воплотился наяву, когда Утер положил руку ей на плечо, на Игрейну точно пала тень от огромного круга камней. В мыслях царила путаница: «Нет же, это совсем другой мир, совсем другая жизнь». Ей казалось, и душа ее, и тело властно требуют, чтобы поцелуй из сна стал реальностью. Игрейна закрыла лицо руками и разрыдалась. Отступив на шаг, Утер испуганно и беспомощно глядел на нее.

– Игрейна, – прошептал он. – Что нам делать?

– Не знаю, – выговорила она, всхлипывая. – Не знаю. – Уверенность ее сменилась полной растерянностью. Неужто сон послан ей лишь для того, чтобы околдовать ее, при помощи магии заставить предать Горлойса, собственную честь и данное слово?

На плечо ей легла рука – тяжело и осуждающе. Горлойс глядел гневно и подозрительно.

– Что за недостойное зрелище, госпожа моя? Что ты такое наговорил моей жене, о король мой, что так ее огорчил? Я знаю тебя за человека распутного нрава, избытком благочестия не страдающего, но даже так, сир, хотя бы из уважения к приличиям ты мог бы сделать над собою усилие и не приставать к жене своего вассала на собственной коронации!

Игрейна в гневе обернулась к нему:

– Горлойс, уж этого-то я от тебя не заслужила! Что я такого сделала, что ты бросаешь мне подобное обвинение, да еще на людях! – Ибо, заслышав перебранку, гости и впрямь принялись оглядываться в их сторону.

– Тогда почему ты плачешь, госпожа, если ничего недостойного он тебе не сказал? – Пальцы Горлойса до боли сжали ее запястье, словно грозя переломить его пополам.

– Что до этого, – ответствовал Утер, – изволь спросить жену, отчего она плачет, ибо мне о том неведомо. Но отпусти ее руку, или я заставлю тебя силой. Никто не посмеет грубо обращаться с женщиной в моем доме, муж он ей или не муж.

Горлойс нехотя выпустил Игрейну. На ее руке отпечатки его пальцев покраснели, превращаясь в темные синяки. Молодая женщина потерла запястья, по лицу ее струились слезы. Перед лицом стольких собравшихся она совсем смешалась, словно ее осрамили прилюдно: Игрейна закрылась покрывалом и зарыдала горше, чем прежде. Горлойс подтолкнул ее вперед. Что уж он там сказал Утеру, молодая женщина уже не слышала; лишь оказавшись на улице, она потрясенно подняла глаза на мужа.

– Я не стану обвинять тебя перед всеми гостями, Игрейна, но, Господь мне свидетель, у меня на это полное право, – яростно проговорил он. – Утер глядел на тебя так, как смотрит мужчина на женщину, знакомую ему куда ближе, нежели дозволено христианину знать чужую жену!

Сердце Игрейны гулко колотилось в груди. Она признавала правоту мужа и изнывала от смятения и отчаяния. Несмотря на то что она видела Утера лишь четыре раза наяву и еще дважды – во сне, молодая женщина понимала: они глядели друг на друга и говорили друг с другом так, словно вот уже много лет были возлюбленными и знали друг о друге все и даже больше – о теле, уме и сердце. Игрейне вспомнился ее сон: в нем казалось, что на протяжении многих лет их связывали неразрывные узы: если это и не брак, то нечто в том же роде. Возлюбленные, чета, жрец при жрице – уж как бы оно ни называлось. Как ей объяснить Горлойсу, что Утера она знала только во сне, но уже приучилась думать о нем как о мужчине, которого любила так давно, что сама Игрейна тогда еще не родилась и была лишь тенью, что внутренняя суть ее едина с той женщиной, любившей незнакомца с золотыми змеями на руках… Как ей поведать об этом Горлойсу, который ровным счетом ничего не знал о Таинствах, да и знать не желал?