Урезонив мою натуру;
Я без дыма и без нунчаков
Сам себе и патрон, и гỳру.
Анахата моя – как хата
Для нетленного авангарда;
И теперь я богат без блата,
Позитив извлекаю из кармы.
И хожу в золотых надеждах,
Забивая на сплин с дефолтом,
И летаю по снам и между, —
Это если без тела долго.
Отрываюсь и грани сметаю,
Сокровенное делая вольным;
И кругом – красота родовая,
А любить и светиться не больно.
Мистерия лада
Грохот негаданной бури
Вздыбил пучину невзгод;
Выжгла хандру из лазури
Мощь светоносных пород.
Сердце умыла прохлада,
В венах гудят небеса;
Вышла из мук тайна лада,
Приотворив чудеса…
Взлёт озаренья ускорен,
Песня жива от корней;
И прорастает сквозь горечь
Род грозовых звонарей.
Даже если…
Что ещё я могу предпринять
В этой битве за чувство лазури?
Ход времён никому не понять,
Даже если все узы в ажуре.
В панорамно-пиарный сюжет
Пробивается леди желаний,
Свято веря в счастливый билет
И мечты согревая в тумане…
Но сомненья растают, как дым,
Стоит дар отличить от приманки;
Даже если ты всюду – один,
Есть резон дотянуть до стоянки…
Снова опиум ветреных дум
Напоил чуткий воздух округи;
Для кого-то и музыка – шум.
Но когда были поняты звуки?
У звезды высоты не отнять,
Даже если она вдруг погаснет;
Что ещё я могу отыскать
В этом дивном и диком ненастье?
И когда я устану поить
Маету грозовым песнопеньем,
Мне свобода прикажет любить
Эту Землю, как чудо творенья.
Даже если
голод сильнее пуль,
Даже если
не тает зима на висках,
Даже если
бурей распахан путь, —
Всё останется на местах.
2. Сиянье и пламя
Когда душа болеть устанет
Когда душа болеть устанет
И распахнётся как зима,
Споёт ей Высь ветров устами
О том, как мир сошёл с ума…
Но этой горечи не внемля,
Она построит новый мир,
Где человек полюбит Землю,
Перетерпев чуму и пир.
И дух любви подарит силу
Тому, кто сбросит иго драм,
Чтобы сознанье не затмила
Войны проклятая игра.
Драйв горечи
По разбитым сердцам
Обожжённой балладой стекаю,
Дикой горечью кровь оживляя,
В тон вселенским ладам;
И дыханье беспечного мая
Льёт на сердце бальзам,
Жить и петь призывая…
Понты
Он хотел казаться круче других,
Он отсеивал ненужных как хлам;
Он заучивал свой имидж как стих
И учитывал устойчивых дам.
Он крутил баранку как Бельмондо,
Успевая обыграть форс-мажор;
Он тянул интим, как виски со льдом,
Но не знал, что есть ещё и минор…
И въезжая в оголтелый расчёт,
Он хватался за приманку, как лох;
А в груди плясал холодный фокстрот,
Но от этого лишь глубже был вдох.
И вживаясь в безоглядные дни,
Он листал труды властителей дум
И считал себя таким, как они,
Только слишком голосил тяжкий ум.
Он считал себя одним из крутых
И гостям дарил внезапный облом;
Но своя тоска не манит чужих,
И таланта не прибавит апломб.
Он в дебатах слышал только себя,
И в мечтах как супермен всё умел;
Но никто проживёт не любя,
И его манил ажур новых тел.
И не слушая подсказок Судьбы,
Он всё чаще повторял букву «Я»;
Но, как водится, бесплодны дубы,
Даже если вся посадка своя.
Он заучивал свой имидж, как стих,
Он фиксировал устойчивых дам,
Он хотел казаться круче других,
И сокровище отсеял, как хлам…
Крысоед
На корабле в машинном отделении
Работали весёлые матросы,
А рядом с корабельным отоплением
Блуждали крысы в поисках отбросов…
Одна из них была весьма настырная,
Но правильней сказать – как есть, рисковая,
Конец ознакомительного фрагмента.
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу