Евгения и Германа разбудил бессмысленный и площадной великорусский мат. За окном рябая бабка поносила подростков, затащивших в её огород девку и помявших грядки. А геолог спорил с зашедшим соседом:

– Ты мне тогда как говорил, ёб твою: яви, мол, мне Россию как действительность в её эстетическом своеобразии, – объяснял геолог. – Так вот, я на деньги, которые скоро будут, и будут немалые – бля буду, немалые, – поставлю гигантское колесо обозрения над всей Восточно-Европейской равниной. Тогда и явится всё своеобразие российское. Вся эстетика как на ладони.

– Ну на хуя, скажи мне, твоё колесо обозрения кому нужно? – не унимался сосед. – Я, бля, говорю, что клуба у нас нет с копютарным залом, а ты мне про колёса поёшь.

– Ты понимаешь, штука-то в чём, – вдруг задумался геолог, глядя в окно, – ты вот клуб, говоришь. Клуб – это общность. А много ли в общности той безгрешных будет? Ну, так чтоб не пили да клуб тот не растаскивали? А русский человек должен стать безгрешным. Вот пусть для этого президент возьмёт на себя все грехи наши на себя, все грехи русских. Покается за всех и искупит всё. Русские-то живут божьим наказанием, а это нервирует. Ты понимаешь, суть в чём, – распылялся геолог, – русский фатум отнял у русских право на самих себя. А если каждый президент станет искупать грехи, то фатума не будет! Вот ты, предположим, спиздишь чего-нибудь – тебя накажут. Опять фатальность. А президент грех твой на себя возьмёт, вещь тебе спизженную оставит, и новую вещь государство выпишет. А иначе для чего богатеем? И никакого фатума уже! И ты сам себе предоставлен. Во как! И все тогда в Россию верить будут.

– В Россию-то можно верить, но не доверять. Не доверять себя России. Нельзя оставаться наедине с Россией, когда вот так вот сам себе предоставляешься. Неясное это состояние, а потому и неразумное. Да ты о копюторах думай. Нам интернет нужон, чтоб наедине с Россией не остаться, – сосед хрипло засмеялся. – Вон твои проснулись. Пойду я, а ты думай.

20nn+4-й год от рождества Христова. В России разрешены все партии, даже, казалось бы, экстремистские. Всевозможные организации растут как грибы, но правительство сохраняет спокойствие. Ещё до легализации партий и всяческих движений была выработана тактика «внутренней метаморфозы». Как только очередные радикалы подавали заявку на легализацию, в это движение вступали тысячи «статистов», отобранных спецслужбами. Отбирали также потенциальных лидеров с харизмой и «подходящим прошлым». Они конкурировали внутри партии с действующим лидером и, в конце концов, опираясь на поддержку «статистов», возглавляли движение и привносили свои понятия в трактовки экстремистских идей. Так фашизм стал со временем подаваться как «движение с пучком алых роз». Его лидером стал выходец из таджикских цыган с нетрадиционной ориентацией. Он всегда появлялся с розой в петлице, в шотландской клетчатой юбке, армейских ботинках на высоком каблуке, проповедовал фашизм гуманитарно-левацкого толка и любил садиться соратникам на колени. Фашисты, привыкшие к классическим строгим идеям, быстро покидали эту организацию, но при попытке создать другую партию сталкивались с прежней тактикой. Если же создавались подпольные движения и организации с конспирацией и жёстким отбором участников, то тактика менялась. Чтобы не отпугнуть членов раньше времени, лидеры проповедовали такие идеи, которых жаждали партийцы. Но постепенно, проводя каждый день изнуряющие собрания, приводя сомнительных новичков и вводя непомерные взносы, псевдолидеры отбивали всякую охоту собираться.