Наверное, впервые со времён детства я так много времени провожу на природе. После бабушкиной кончины мы жили в основном в городе, изредка выбираясь в имение. И сейчас это обилие красок, простор, какая-то юношеская восторженность, придавали поездке незабываемость.

Дамы, участвующие в охоте, собирались небольшими группками по нескольку человек. Костюмы и шляпки поражали разнообразием. Тут были и маленькие треуголки, и с большими полями, украшенные огромными страусиными перьями. Одна из дам красовалась в высокой шляпке Шуте, покрытой таким количеством цветов и лент, что казалось, её милая головка просто отвалится под этой тяжестью.

Это напоминало какой-то «женский день» в Аскоте30. Хотя созданные ровно сто лет назад, королевой Анной скачки даже не подразумевали подобное. Но уже после наполеоновских войн именно о женских шляпках на ипподроме говорили столь же много, как и о скачках. В моё время Royal Enclosure31 нельзя было представить без мужчин в серых сюртуках, и женщин, в вычурных головных уборах. После увиденного, охота стала как-то ближе и привычнее.

Женские амазонки были ещё более не сдержаннее по цветам, выделялись кричащей аляповатостью. На этом фоне мы с Мари отличались элегантностью и простотой.

Все присутствующие были давно друг с другом знакомы, поэтому многие переходили от одной группы к другой, развлекая себя беседой.

– Как вы думаете, кто будет следующей примой, госпожа Данилова32 так некстати скончалась от туберкулёза, – услышала я разговор ближайших дамочек.

– Бедный Луи-Антуан33, с кем же он будет теперь танцевать? Кто будет новой Психеей? – молоденькое лицо говорившей, было опечалено.

– Я думаю Новицкая, или может быть Иконина, – ответила надменная барышня, считающая себя знатоком Петербургской театральной жизни.

Ведущиеся разговоры напоминали салонные беседы. Как будто мы находились не на охоте, а к примеру, на приёме в доме Евдокии Голицыной, где все старались блеснуть своими знаниями из мира Мельпомены. Правда, там собирались только после десяти часов вечера. Говорят, всё началось со времени жизни Голицыной в Париже. Французская ясновидящая предсказала ей смерть в ночи, поэтому Евдокия решила принимать гостей в своем доме только после заката. Писали, что хозяйка, придавая салону ещё большую таинственность, появлялась перед гостями, словно богиня, в античных нарядах.

Несколько сопровождающих нас мужчин вели животрепещущую для них беседу:

– Каков наглец-то, этот поповский сын решил нас по миру пустить, – возмущался щеголевато одетый молодой человек. Весь облик его не давал даже и мысли о том, что он мог испытывать какие-то денежные затруднения.

– Ты прав Виктóр, это же надо додуматься… ввести налог на имение. Как только государь этого Спиранского34 вообще до себя допустил. Цельным государственным секретарём стал, а ведь был то, всего лишь на побегушках у генерал-прокурора.

Подобные разговоры, о неправомерном налоге, введенном из-за большого дефицита в бюджете страны, я слышала уже не раз. Михаила Михайловича поминали вдоль и поперёк, призывая на его голову все кары и проклятия.

Вдалеке послышался лай, шум приближался, сквозь перелесок, в нашу сторону ломился секач. И хотя нам было обещано, что мы увидим зверя только в застреленном виде, агрессивное животное неслось прямо на нас. Вокруг начались визги, многие дамочки старались уехать подальше. Я этого сделать не могла, так как Мария спешилась и сейчас у неё никак не получалось усесться на свою кобылку.

Бабушка хотела покрасоваться последним подарком старшего брата. Тонконогая красавица была молода, и плохо объезжена. Приближающийся шум и выстрелы напугали её и она, шумно взбрыкивая ногами, не давалась Марии.