– Илья Петрович, простите что перебиваю Вас, но с Вами хочет встретится человек тоже очень занятой. Это не займёт много времени, и я быстро верну Вас назад к службе.

– Кто же это?

– Свечин Фёдор Александрович.

– Предводитель дворянства? Зачем я ему понадобился? – удивился пристав.

– Знаете, Илья Петрович, мы с Фёдором Александровичем – заядлые охотники, а он даже небезуспешно пишет литературные очерки этой тематики.

– Конечно, я это помню.

– Так вот он недавно спросил, знаю ли я кого-то из полицейских чинов, кто мог бы, так сказать, без лишнего шума разобраться с таинственным происшествием. Мы с Вами нехорошо расстались в прошлый раз, но я понимаю, что такая у Вас служба, и взял на себя смелость рекомендовать Вас, зная о Ваших успехах в таких делах.

– Что же случилось? – поинтересовался Илья Петрович.

– Фёдор Александрович не раскрыл мне подробностей, – сказал Рар и вопросительно посмотрел на Столбова.

– Хорошо, – решил пристав, – едем, Александр Францевич, в дворянское собрание, я полагаю?

– Да, – подтвердил доктор, вставая.

Выйдя из кабинета, Столбов увидел Антонова, рядом с которым стояла, потупив глаза, девочка лет тринадцати или четырнадцати, скромно одетая в серый сарафан и серый платок на голове.

– Я уезжаю ненадолго, – сказал городовому пристав. – Чтобы не терять времени, дождись, пожалуйста, Трегубова, и пусть он проведёт опрос.

Дом дворянского собрания находился на пересечении Верхне-Дворянской и Киевской улиц. Это было красивое трехэтажное здание в центральной его части и двухэтажными крыльями по бокам, к окончательному облику которого поочередно приложили своё искусство два архитектора: Федосеев и Иванов. Когда доктор и пристав вошли, то увидели, что Свечин уже торопливо спускался по лестнице. Это был сухощавый мужчина с большой залысиной на лбу и окладистой, слегка торчавшей вперед бородой.

– Ах, Александр Францевич, – остановился предводитель губернского дворянства, а с этого года ещё и действительный статский советник, – хотел бы пожелать Вам доброго дня, но не могу.

– Почему же? – удивился доктор.

– Вы, верно, ещё не слышали, – Свечин остановился напротив Столбова и Рара. – День поистине чёрный. Такая утрата для страны, для мирового литературного общества! В Париже скончался мой учитель, пример для творчества, Иван Сергеевич.

– Тургенев?! – воскликнул доктор. – Не может быть! Вы уверены?

– Абсолютно уверен, – печально произнёс Свечин.

– Это ужасно! Но почему? От чего?

– Пока сие достоверно неизвестно, – Свечин перевёл взгляд на Столбова. – А это?..

– Илья Петрович Столбов, пристав, о котором я Вам говорил.

– Илья Петрович, рад нашему знакомству. Я уже уходил, но могу задержаться на несколько минут. Был бы Вам обязан, если бы Вы мне оказали профессиональную помощь.

– Конечно, Фёдор Александрович, о чём речь? – спросил Столбов.

– Тогда пройдёмте в библиотеку. Вы подождете десять минут, доктор?

– Конечно, конечно, – заверил Свечина Рар.

Пристав и действительный статский советник поднялись в библиотеку. Свечин предложил Столбову сесть, а сам подошел к окну, посмотрел в него, затем резко развернулся лицом к полицейскому и заговорил:

– Знаете, произошел досадный и странный случай, за который я чувствую некоторую ответственность.

– Я во внимании, – Столбов показал свою заинтересованность.

– Я, знаете ли, развожу лошадей, – начал Свечин.

– Наслышан, – коротко подтвердил Столбов.

– В прошлом году мои лошади получили призы на Всероссийской выставке. Одна была особенно хороша. Жеребец Буцефал. Такие кони – мечта любого заводчика. И вот недавно у меня его выпросил мой давний друг, Минин Дмитрий Львович. Честно скажу, я не хотел отдавать Буцефала. Но он целый год меня уговаривал: мол, зачем тебе такой конь, а я на скачках возьму с ним призы… Скачки – это его увлечение. Уговаривал, уговаривал и уговорил. Продал я ему Буцефала несколько дней назад, – Свечин замолчал, обдумывая дальнейшие слова.