По семейному преданию, наша фамилия правильно произносится с ударением на первом слоге – Бáжал. Есть версия, что фамилия эта происходит от древнерусского дохристианского имени Бáжен, в котором акцент делается как раз на первом слоге. Эту версию изучал мой кузен, сын брата моего отца, дяди Коли. Мой отец очень строго следил за правильностью произношения нашей фамилии и всегда поправлял тех, кто ставил ударение не там, где надо. По данным сайта ridni.org, в Украине всего 35 носителей этой фамилии – она относится к разряду очень редких. Те несколько Бáжалов, которых я знаю в некоторых других странах, являются нашими родственниками, насколько нам удалось это выяснить.

Удивительно, но я четко помню себя с первого класса школы, т. е. с 7-летнего возраста. Я помню почти все события, встречи, разговоры, фразы, иногда даже вроде малозначимые. Отрывочно всплывают какие-то моменты из дошкольного периода. Родители отца никогда не жили в Киеве (они из города Ромны и села Левандовка рядом – это родовое гнездо Бáжалов). К моменту моего рождения в 1967 году деда Гаврилы уже не было в живых, а бабушка Марфа болела и редко приезжала. Но мне совершенно отчетливо запомнился один момент: рано утром я стоял в своей детской деревянной кроватке и держался за ограждение, когда надо мной склонилась бабушка Марфа. У меня до сих пор стоит перед глазами ее суровое лицо.

Мое детство было счастливым. У меня были родители, старший брат, а также дедушка Петя с бабушкой Катей (родители мамы) и сестра бабушки, мамина тетя Соня. Мы жили в своей квартире на ул. Ереванской, 24, а дедушка с бабушками жили отдельно, но совсем не далеко, в квартире по ул. Уманской. У нас в семье, как принято говорить, «детьми занимались», развивали. Я никогда не ходил в садик. Сколько себя помню, я всегда категорически не воспринимал все, что можно назвать словами «коллектив» и «коллективизм». Сейчас это называется махровый интроверт. Тогда таких слов не знали и говорили просто: он не садиковский.

Поскольку родители были целый день на работах (далеко от дома), то мной занималась бабушка Соня, т. е. сестра родной бабушки, которая к тому времени уже сильно болела. Обычно бабуля Соня приходила к нам с утра, мы завтракали, гуляли, приходил брат со школы, мы обедали. А потом наступал вечер, приходили родители, и бабуля уходила к себе домой через дорогу. Это в мой дошкольный период. А когда я пошел в школу, то после уроков я заходил на квартиру деда с бабушками (она была аккурат на полпути между моей школой № 164 и нашей квартирой) и ждал родителей до вечера. Когда в 3 и 4 классе я учился во вторую смену, то утром я шел к бабулям, делал там уроки, раз в месяц заполнял квитанции по оплате их квартиры (моя обязанность) и шел в школу. В общем, мы жили одной большой семьей на две квартиры.

У бабушки Сони была непростая судьба. Замуж она вышла перед самой войной. Ее муж пропал без вести, а сама она попала в облаву на Лукьяновке, где они тогда жили (ул. Дикая, сейчас Студенческая), и ее угнали в Германию. Как она рассказывала, сначала они работали на каком-то заводе, было очень тяжело, с ними обращались ужасно. Но примерно через полгода ее перераспределили на какую-то ферму, в немецкую семью. По ее словам, с ней обращались на равных. Вместе со всей семьей она выполняла разную тяжелую крестьянскую работу, обедала за одним столом со всеми и ела то, что и все. У нее была своя отдельная комната. Поскольку отопления в доме не было, а на дровах и угле экономили, то в обязанности остарбайтера Сони входило заполнить большие стеклянные бутыли горячей водой и разложить их каждому в постель, в том числе и себе. Спали они все на перинах. За годы, которые она провела в Германии, бабушка выучила немецкий язык и могла общаться на нем (говорить, а не читать и писать), хотя она была малограмотным человеком (1 или 2 класса церковно-приходской школы). Но жизнь, как говорится, учит.