– Видите? – увлеченно продолжал симпатичный врач. – Это томограмма вашего левого легкого, верхушки. Смотрите вот сюда!

На подсвеченной пленке вырисовывалась картина облачного неба, звездных туманностей. Левое легкое.

– Вот этот шарик, – продолжал врач, – туберкулома. Граната, начиненная туберкулезными палочками. При неблагоприятных обстоятельствах она взрывается и обсеменяет легкое сверху донизу. И… – И, разведя руками, врач улыбнулся беззащитно и печально.

– Я понимаю, – промямлил Влад. – А что ж вы, доктор, не боитесь от меня заразиться?

– Ваша граната запечатана, обызвествлена, – охотно объяснил доктор. – У вас закрытая форма туберкулеза. Наша и ваша задача не допустить развития процесса, не дать гранате взорваться.

– Что я должен теперь делать? – выдавил Влад Гордин.

– Для начала отдыхать не тогда, когда устали, – сказал врач, – а для того, чтобы не устать. И максимум через неделю вы поедете в туберкулезный санаторий, на Кавказ. Приходите завтра оформлять документы.

Значит, не на Камчатку, а на Кавказ. Судьба играет человеком, а человек играет в подкидного дурака.

Машинально кивнув девушке за регистрационной стойкой, Влад толкнул дверь диспансера и вышел на волю. Смеркалось.

Узорчатые ворота на дощатой подкладке отгораживали от града и мира туберкулезный легочный санаторий: мужской и женский лечебные корпуса, подсобные службы и обширный парк с разбросанными по нему там и сям узкими деревянными лавочками, заросший по окраинам бурьяном, с выкрашенной серебряной краской спортивной пионеркой посреди центральной клумбы. Докурив сигарету, Влад Гордин поднялся с чемодана, подхватил его за ручку и шагнул в калитку ворот.

Он не удивился бы, если б за воротами стоял охранник с ружьем. Но не было охранника, и никого не интересовало, зачем Влад Гордин прибыл на Кавказ. Как видно, сюда, за забор туберкулезного санатория, никто не заглядывал по собственной воле, без острой нужды. Со своим чемоданом Влад шагал по пустынному парку, по посыпанной кирпичной красной крошкой дорожке, довольно-таки узкой, пешеходной, предназначенной соединять пункт «А» с пунктом «Б» и не более того. Трудно было вообразить, как по этой дорожке болтаются от нечего делать загоревшие под курортным кавказским солнцем отдыхающие, как сосредоточенные парни обжимают девок на лавочках и тянут их в кусты, подальше от чужих глаз. Есть здесь, надо думать, и другие ворота, и другая дорога, асфальтированная, по которой едут служебные машины – с картошкой и капустой для кухни, с какими-нибудь, наверно, лекарствами, и эти, самые главные, с заскорузлыми носилками вдоль закрытого темного кузова. Какого, интересно знать, они цвета – труповозки? Черные, как заведено? Или под «скорую помощь» – белые, с красным крестом? И где тут морг, откуда они забирают свою клиентуру?

Где тут морг? – этот вопрос глубоко сидел в сознании Влада Гордина, как гвоздь в дубовой доске. Морг, разумеется, должен быть, а как же иначе. Какой-нибудь домок на окраине парка, в зарослях, или просто пристроечка к одному из корпусов. Тянуло не откладывая поглядеть на это сооружение, мимо которого все равно теперь уже не пройти. Все дороги ведут в дуборезку. Главное сооружение, главная машина. Все остальные машины, везут они картошку или таблетки, – только довесок. Но не пойдешь же спрашивать у первого встречного, где тут морг, да и встречных этих что-то не видать. Может, спят? Или обход у них? Пустынный парк напоминал Владу почему-то фабричный двор: работяги заняты делом, вкалывают у станков в своих цехах, а снаружи нет никого до самой пересменки.